Олег Ананьев - Раз Кощей, два Кощей

– Вот, снаряжение опекунов. Тебе чего требуется-то?

– Сам понимаешь, Прокоп, – сурово и внушительно ответил Ванька – дело не простое, царское дело, тяжелое и сложное.

– Да, – понимающе покивал Прокоп, – это ты верно говоришь.

– Надо бы оружие какое. – Начал атаку Ванька. – Нужен меч там кладенец, топор-саморуб или палицу с десятирной хотя бы убойностью, стрелы самобои, ну сам знаешь…

Прокоп кивнул, достал перо и, обмакнув его в чернильницу, начал что-то записывать в книгу.

–Опять же кормить дитя царское надо, значит скатерть самобранку не ниже третьего разряду, – продолжал развивать успех Ванька, – сапоги скороходы нужны будут, путь-то неблизкий, либо ковер самолет.

–Ага, ковер-самолет, – задумчиво повторил Прокоп, старательно выписывая пером буквицы, – шапку мозгогрейку и ночной горшок-самоход для удобства. Ночной горшок не нужен?

– Прокоп, сам Конгор велел!

– Ну и что? Где я тебе это все возьму?

– Есть же у тебя, я то знаю!

– Нету, нету у меня ничего. Это все Ваня для особых царских служб. Вот Иван-царевичу я выдал парадный меч-кладенец для представительности, а тебе-то он зачем, Ваня? – Умильно улыбнулся Прокоп. – Твое-то ведь оружие не меч, а вот – голова.

Прокоп для убедительности постучал по своей голове.

– Хороший звук, – одобрил Ванька, – прям под дуб. Ты сам, Прокоп, рассуди, что мы там с одним кладенцом-то сделаем, ведь съедят нас там, как есть съедят, и костей не оставят. Тебе нас, Прокоп, разве не жалко? Ну ладно я, меня тебе не жалко, но ты хоть дите царское пожалей!

– Эх, ладно, уговорил – Прокоп почесал в затылке, махнул рукой, поднялся и пошел в кладовую.

Ванька даже замер в радостном ожидании. Неужели получилось уговорить, пока что никому из опекунов никогда не удавалось вытянуть из Прокопа хоть что-нибудь.

Прокоп чем-то многообещающе позвякал в кладовой, чем-то пошуршал и, выйдя наконец из кладовой, торжественно преподнес Ваньке лапти.

– Вот, владей, сам сплел, это, конечно, не сапоги-самобеги, зато износу им не будет.

Ванька посмотрел на довольного собой Прокопа, взял лапти и разочарованно поплелся прочь.

Глава 2

Вот поехал Иван-царевич дорогой торной, дорогой проселочной, дорогой степной, да приехал к развилке трех дорог. А у той развилке лежит валун замшелый, а на валуне надпись:

"Кто направо пойдет, тот налево придет, кто налево пойдет, тот направо придет, а кто прямо пойдет – куда надо туда и придет".

Задумался Иван-царевич.

Велика и разнообразна степь. Огромные открытые просторы, по которым, кажется, можно двигаться в любом направлении не встречая преград, то поднимаясь на пологие холмы, то спускаясь с них. Но люди не любят ездить напрямик даже в степи, а предпочитают путешествовать по пыльной, изгибающейся между холмов дороге. И для них не так важно, что путь удлиняется, зато можно не опасаться заблудиться среди одинаковых плоских холмов или упереться в лабиринт оврагов, прорезавших ровное степное поле. К тому же езженая дорога всегда приведет то к ложбине с родником, то к обихоженному колодцу, то к броду через реку, ну а ближе к ночи у обочины дороги обязательно найдется становище со старым кострищем и каким-никаким, но кровом над головой. Временами степную дорогу пересекает поперечный путь и на перекрестке дорог, как правило, найдется столб или путевой камень, указывающий, куда можно попасть, если двигаться дальше по этим дорогам. Правда, указания зачастую бывают настолько туманными, что начинаешь подозревать, что создавший надписи, не очень уверен в том, о чем пишет. Впрочем, на этом пересечении степных дорог, как помнил Ванька, на перекрестном камне были четкие надписи, указывающие, в какое царство-государство ведут дороги. Поэтому, подъезжая к перекрестку и услышав неприятные звуки скрежета металла о камень, Ванька заподозрил неладное и свернул с дороги в степь к небольшому холму, с которого можно было рассмотреть, что происходит на перекрестке. Солнце только недавно осветило землю, и Ванька с Саврасом по направлению его лучей осторожно вползли на вершинку холма к кустам дикого ревеня. Ванька осторожно поднял голову и озадачено хмыкнул. Последний раз, когда он проезжал мимо этого места, это был обычный пыльный перекресток степных дорог, а сейчас он напоминал место давней скоротечной схватки. Человеческих костей и оружия, понятное дело, не было, а вот конских костей и черепов хватало. Посреди истоптанной дороги торчала суковатая палка, и на ней висела уздечка. Извилистая тень от палки упиралась в спину какого-то оборванца, который сосредоточенно скоблил перекрестный камень. Ванька пригляделся к уздечке, завистливо хмыкнул и начал разглядывать оборванца.

–Ого, – сказал он шепотом и пихнул локтем Савраса, который с интересом оглядывал окрестности – да ведь это давешний лазутчик, который от самого Кузьмича удрал!

У Савраса от удивления отвисла челюсть, он еще больше вытянул шею, выкатил глаза и жадно уставился на лазутчика.

– Башку свою убери, – зашипел на него Ванька.

Саврас недовольно дернул ушами, но башку убрал, ткнулся мордой в траву и выжидательно посмотрел на Ваньку. Ванька вздохнул и хмуро оглядел лазутчика, который продолжал терпеливо скоблить надпись на указательном камне. Встретить здесь лазутчика Ванька никак не ожидал. У него и в мыслях не было, что Тайный приказ, от которого еще никто и никогда не смог сбежать, на этот раз даст такую промашку. Но вот, пожалуйста, эта промашка сидит сейчас у перепутья дорог и меняет надпись на указательном камне, чтобы сбить Иван-царевича с пути.

"Да, сразу видно, пронырливый парень, – подумал Ванька – и дело свое хорошо знает, не успел от Кузьмича удрать, как уже нам начинает каверзы учинять и всю дальнейшую дорогу теперь будет разные ловушки нам ставить, чтобы нас совсем извести. Нет, надо бы убрать его куда-нибудь, чтобы не мешался".

Ванька почесал затылок и задумался. Лазутчик тем временем очистил камень, огляделся по сторонам, вынул из-за камня котомку, из нее вытащил фляжку, хорошенько глотнул, крякнул, сплюнул и убрал фляжку обратно. Взамен фляжки он достал из котомки баночку с краской и кисточку, потряс руками, расслабляя кисти, и начал осторожно наносить на камень новую обманную надпись.

Саврас обеспокоенно заерзал, не понимая, почему Ванька вместо того чтобы вдвоем стремительно атаковать и скрутить лазутчика, медлит, взволнованно запыхтел и как бы нечаянно ткнул Ваньку копытом. Ванька отмахнулся от него и прикинул еще раз свои действия. Потом поднялся и, не торопясь, осторожно ступая, направился к лазутчику, стараясь и не глядеть на лазутчика и не думать о нем, а размышлять о том, что трава уже пожухла, а летняя жара только начинается, и дождик сейчас не помешал бы и, вообще, кто это сюда столько мусора натащил. Саврас вначале от неожиданности тоже чуть было не вскочил, но опомнился и замер, напряженно провожая Ваньку взглядом. Не доходя до лазутчика, Ванька весь подобрался, потянул из-за голенища сапога нож, аккуратно срезал высокую желтеющую соломину, вдумчиво пожевал ее и оглянулся на Савраса. Саврас сразу тоже весь подобрался, напружинился, готовый броситься Ваньке на помощь, но Ванька вместо того, чтобы прыгнуть с ножом лазутчику на спину, приподнял уздечку, оглядел ее, примерился и аккуратно надрезал ее ножом. Лазутчик продолжал старательно выписывать буквы на неизвестно откуда появившейся в этих местах плоской каменной глыбе. Ванька повесил уздечку обратно на сучок и, пожевывая соломину, неторопливо вернулся к Саврасу, залег за куст ревеня и стал ждать.