Елизавета Полтавцева - Роковой изъян. Том первый

Вооружившись вилами, Хэмиш вышел в конный двор и огляделся. Было тихо. Ни души. Он выдохнул, сжимая виллы. «Показалось», – подумал маркиз, но орудие труда решил оставить при себе. Чёрный силуэт долго наблюдал за юношей, а после скрылся за ветвями.

Хэмиш Хэмсфорт проснулся от назойливого звука – кто-то активно тарабанил по закрытой двери в его комнату. И, судя по напору и уверенности, то были явно не лакей или горничная. Изобретатель с трудом открыл глаза. Из-за приоткрытых штор на ковёр попадали струйки яркого солнечного цвета, на столе поблескивали стеклянные и металлические предметы. Наконец, двери распахнулись, и в комнату вошла герцогиня. Она была уже бодра, свежа и воинственно настроена. За ней вбежали лакеи с одеждой в руках. Скептически оглядев растрёпанного сына, она поджала губы.

– Доброе утро! Отец прислал за тобой кучера. Просит срочно явиться в штаб-квартиру в Ливерпуле, – сообщила мать и положила письмо на письменный стол.

– Доброе утро… Что случилось? Сколько времени? – хрипло ответил Хэмиш, поднимаясь с кровати.

– Без двух восемь утра. И тебя ждёт экипаж, молодой человек, а меня – экономка. Поэтому собирайся поскорее и поезжай в город, заодно подвезёшь Памелу к Четерлеем, я попросила её передать им вещи для благотворительного бала.

Хэмсфорт-Холл медленно сбрасывал оковы ночи. Половицы заскрипели от топота суетливых горничных, где-то слышался шум воды, на кухне гремела посуда, в каминах вспыхнул огонь, со второго этажа доносился властный голос леди Хэмсфорт. Несколько молоденьких девушек в одинаковых платьях и передниках вбежали в просторную, светлую комнату для стирки и хранения белья. Цокая по керамической плитке, прислуги бодро вытащили из огромного орехового шкафа накрахмаленное хлопковое бельё с вышитыми инициалами и устремились в хозяйские спальни. Горничная Ханна собирала свою юную госпожу для выхода в город. Она достала из массивного комода плотный корсет и нижнюю кофту с длинным рукавом.

– В городе обещают дождь, миледи, – улыбнулась она, помогая юной госпоже одеться перед большим зеркалом.

– В Англии почти каждый день дождь, – ответила Пэм, рассматривая своё бледное, припухшее ото сна лицо с сиреневатыми веками.

– Я нужна вам в дороге?

– Думаю, нет, – ответила девушка и тут же скривилась: Ханна резко затянула шнуровку на её спине.

Пэм ненавидела корсеты. Ещё она не любила белые перчатки. Но фаворитами ненависти были изящные узкие туфельки. Они растирали до крови ступни, жали, впивались в кожу не хуже корсетов и не давали быстро шагать и бегать. Юная леди с удовольствием променяла бы их на пару кожаных сапог, что носили её братья. Но раз грозил дождь, Пэм украдкой надела свои любимые ботинки на шнуровке.

– Если бы ты знала, как же нет охоты ехать к Четерлеям и слушать всю эту ахинею. Жаль, что Мойэс приболела, – ворчала Пэм, рывками натягивая перчатки.

…Хэмиш Хэмсфорт не любил Ливерпуль. Хорошему городу не дали бы такое название, считал он. Стальной порт Ливерпуль дымил на западе владений герцога Мерсисайда. Главный канал города – река Мерси – несла свои воды к Ирландскому морю, беря начало у Манчестера. Она огибала древний Кингстоншир, бежала по полям Хэмсфортов, потом – мимо роскошных имений, наделов, доходных домов, площади, постепенно расширяясь, пока не встречалась с Ливерпульским заливом. Город-порт хоть и не вобрал английское чопорное величие, как Лондон, зато был молод, перспективен и многолик. Из-за притока иммигрантов из Ирландии, колоний и освобождённых рабов здесь сосуществовали люди разных культур, народов, национальностей, рас. Цвет кожи варьировался от молочного до практически иссиня-чёрного.

На берегу виднелись портовые краны, словно жирафы на водопое. Их подножья обступили доки, причалы, стоянки судов. Над водной гладью строились большие верфи компании N. К ним вели узкие улочки с доходными домами и работными приютами для бедняков, там же и пара дешёвых кабаков. В этом районе всегда витал неприятный запах рыбы, было сыро и дул пронизывающий ветер.

Ближе к центру соседствовали дома зажиточных горожан, школы и текстильные предприятия. Здесь жизнь кипела ключом. На улочках днём торговали съестным, вечером горели фонари, а ночью слышались гул и музыка из дворовых баров. По этим улицам гремело много повозок, и чаще других ходил средний класс – почтовые работники, владельцы лавок, клерки компании N. Утром они спешили в офис, в магазин или на производство, а вечером обратно. Дети из бедных семей ранним утром шли в центр города, чтобы продавать газеты, работать в лавках, чистить ботинки, подметать тротуары и заниматься прочим грязным трудом для господ из среднего класса. Кому везло, те устраивались прислугой в большие городские дома к буржуа.

Город разрастался на глазах, но недавнее восстание чартистов, сделавших его эпицентром своего движения, разрушало и подрывало порт Ливерпуль как физически, так и морально. По вечерним улицам было уже невозможно спокойно прогуливаться, магазины и кафе подверглись атакам. Некоторые верфи компании стояли в запустении из-за массового бунта и ухода рабочих и налётов чартистов. Компания N, развивавшая город, начала терпеть страшные убытки и теперь шла на дно вместе с ним.

В Ливерпуле существовало подполье рабочих-мятежников, бросивших вызов правительственным мерам и политике компании N. Уволенные и оставленные без средств к существованию, они бастовали, срывали производственные процессы, и даже однажды громили здание ратуши. Полиция много раз пыталась усмирить озлобленную толпу. Местная власть давала всё новые и новые обещания, а на деле только увеличивала поборы. Зажатые между волей лорда-наместника, олдерменами и натиском компании N, люди голодали, грабили и пьянствовали.

Уже несколько месяцев на этой земле было затишье. Рабочее движение ушло в подполье, и за ними охотились констебли. Вместе с весной оттаял и сам Ливерпуль от погромов, следов терактов и мятежей. Жизнь состоятельных горожан возвращалась в прежнее русло. А вот в компании дела шли не так хорошо. Кризисы один за другим, как и забастовки рабочих, подорвали её авторитет. И, несмотря на все попытки Ричарда Хэмсфорта вернуть компанию на тот же уровень, многие заводы и фабрики стояли.

Хэмиш Хэмсфорт занервничал ещё на въезде в Ливерпуль. У него появилось нехорошее предчувствие. До экипажа дошёл крик глашатая с соседней улицы: «Вчера вечером в порту произошло дерзкое ограбление!». Сын герцога приказал кучеру остановиться и купил газету у мальчика-разносчика. Хэмиш пробежал взглядом по заголовкам и нахмурился. Когда карета поехала дальше, сестра спросила: