Елизавета Полтавцева - Роковой изъян. Том первый

– Доброе утро, ну хорошо, бери заварные пирожные и уходи! Скоро спустится герцогиня.

Главным почитателем мастерства Севильи была Памела. Если бы кухарку спросили, кто мог съесть больше: Хэмиш и Эндрю вместе или Пэм, женщина засомневалась бы. Младшая дочь герцога постоянно крутилась в кухне, в столовой, в погребе – везде, где был малейший намёк на съестное.

Прислуга взглянула на юную гостью и сообщила:

– Герцог сказал, что мы отъезжаем в Грейтхилл, нужно готовиться к приезду графа Кингстоншира с супругой и детьми.

– Бритты возвращаются? – удивилась Пэм и заглотила пирожное с ореховым кремом.

– Так спонтанно, даже слухи не ходили, – призналась Севилья, принимаясь раскатывать тесно.

Рыжая девушка сникла. Аппетит как-то сам собой исчез, и она отложила пирожные.

– Теперь так просто не прокатишься в поместье Кингстон. Там лорд. Да ещё и какой… Бритт! – юная леди закатила глаза и тяжело вздохнула. – Интересно, Хэмиша уже обрадовали?

Хэмиш был бледней новой скатерти на утренней трапезе. Когда он появился на террасе, абсолютно все члены семьи задержали на нём взгляд, но юноша сначала не придал этому значения. Он сконфуженно глядел на супругов Четерлеев, которые навестили Хэмсфортов. На вопрос дяди Вильяма о том, как они с Пэм доехали, он помедлил и кратко ответил: «Сносно». Сносно, а не отвратительно лишь по тому, что они целы и невредимы сидели за столом в Хэмсфорт-Холле, а не оказались на больничной койке, как сэр Лей. Мать склонилась к нему и прошептала: «Хэмиш, что у тебя с лицом?».

Юноша слегка дотронулся до щеки и вспомнил, что совсем не посмотрел в зеркало утром. Как всякий порядочный лорд я должен был уделять время утреннему туалету, но это было явно не в духе рассеянного, вечно задумчивого Хэмиша. Он медленно опустил глаза и взглянул на отражение в маленькой серебряной сахарнице. На щеке и вокруг глаза был тёмный синяк.

– Я случайно ударился, – также тихо ответил он.

– Это возмутительно, ты – сын герцога, и твоё лицо должно это отражать. Что скажут на сегодняшнем приёме?

* * *

В Грейтхилле – главном городе Кингстоншира, где на холме располагалось родовое имение Кингстон – погода радовала. Старинный Кингстоншир составлял значительную часть Мерсисайда и законодательно подчинялся герцогу Ричарду как наместнику короны.

В готическом особняке шла подготовка к встрече хозяина графства Кингстон. Вдова Арабелла, строгая и холодная леди, с незамужней Астер и служанка Илоиза, которая была и кухаркой, и садовницей, и горничной. Из-за материальных трудностей весь штат прислуги был уволен с хорошими рекомендациями. Хэмсфорты отправили на помощь в особняк нескольких своих горничных. Ни прислуга, ни хозяева особо не радовались приезду Бритта.

Лукас Бритт мало изменился за эти годы. Респектабельный черноволосый мужчина крепкого телосложения в сером приталенном костюме. Костюм подчёркивал его широкую грудь и крепкие плечи. Белоснежный ворот был обмотан шелковым платком. Американская простота и английский шик. Напомаженные густые волосы блестели на ярком свете. Загар приятного цвета на холёном лице указывал на то, что лорд хорошо и активно жил на американской земле. Чего нельзя было сказать об Аделаиде.

Будучи признанной красавицей ещё семь лет назад, радостной и подвижной, она привела в замешательство собравшуюся публику. Усталый вид, серое лицо и блеклые глаза не красили её. Хэмсфортам Бритт с огорчением сообщил, что жена простыла, пока они перебирались через Атлантику. «Морские ветра так подорвали её здоровье», – говорил он почти каждому, покачивая головой. «Как же замужество портит людей. Когда Аделаида уезжала, она была цветущей девушкой», – пробормотала кухарка Севилья.

Для всех семей, хорошо знавших графа Кристофера и гостивших в готическом особняке, его старшая дочь была эталоном – идеалом тогдашней женственности, прелестным созданием с янтарными глазами, хрупкой и утончённой. Она носила платья в полоску, любила романы о путешествиях, сливы и золотую осень. Сдержанная, элегантная леди сильно отличалась от неделикатной, замкнутой младшей сестры. Аделаида для многих стала примером хорошего тона. Знатные особы часто отправляли в Грейтхилл своих дочерей на чаепитие со старшей дочерью графа, чтобы они переняли превосходные манеры. Но всё это было до гибели Кристофера Кингстона…

Астер казалось, что перед ней совершенно чужая леди, а не прежняя «Ида». Она не видела родную сестру шесть лет, однако лицезреть зятя ей очень не хотелось. Её тошнило от него ещё более, чем нежных девиц при виде мёртвых. Если бы у Астер спросили, кого она ненавидела больше всех, не задумываясь, она ответила бы «лорда Лукаса Бритта».

Ещё давно, по мнению многих авторитетных дам, считалось, что Аделаида и Лукас очень подходили друг другу. Эти дамы не раз намекали об этом семье Кингстон, пока Бритт терпеливо ухаживал за девушкой. Одно должно дополнять другое, как пазлы мозаики – таково было неискоренимое утверждение викторианцев, а в романтизме «супруги как две половинки обязаны создавать единое целое и гармоничное потомство». Брюнетам рекомендовали жениться на блондинах, высоким – на низких, эмоциональным – на бесстрастных. На это и опирались сваты, пророчили красивых детей. И семья действительно получилась на загляденье.

На приёме супружеская чета Бриттов была живым воплощением викторианских идеалов. Невысокая стройная Аделаида с широкими скулами, с пшеничными волосами, убранными назад серебряным гребнем, с покатыми фарфоровыми плечами под шалью-паутинкой. Высокий широкоплечий Лукас с чёрными как вороново крыло волосами, в дневном фраке, делающим его силуэт ещё более внушительным и поджарым. Вместе они смотрелись как рекламная пара из элитного журнала. Своим видом они привнесли благополучие в старый тёмный особняк. Леди Бритт, несмотря на болезнь, держалась отлично, улыбалась, рассказывала о поместье в Новом свете, вместе с леди Хэмсфорт встретила припоздавших гостей и осталась на официальную часть в холле. Лорд Бритт заботливо хлопотал возле жены, не отходил, пока герцог Мерсисайд настоятельно ни пригласил на аудиенцию в библиотеку на втором этаже. «Как же они прекрасно смотрятся вместе! Графиня не прогадала с партией для дочери», – доходил шепот до Астер. Ей было противно слушать эти высокопарные суждения.

Одним из немногих, кто разделял её мнение, был Хэмиш Хэмсфорт. Он чувствовал себя не в своей тарелке на этом приёме. Ходил из одного угла в другой, прятал руки в карманы, говорил односложными предложениями. И, в конце концов, направился на третий этаж. Там было лишь две комнаты: уютная музыкальная гостиная с роялем и кабинет упокоенного графа, просторный, с самым высоким потолком в особняке. В первой комнате был обычный потолок с люстрой, а во второй не было должного перекрытия – изобретатель умышленно избавился от потолка, чтобы свет с мансарды, увенчавшей башню с кабинетом, попадал в комнату. На узких окнах, упиравшихся в паркет, переливался витраж, на котором были изображены красные и белые розы с шипами, звёзды, гербы дома Кингстонов и золотые цепи.