Влада Билоус - Когда придёт Человек

Именно так, Вознесенский спас Рому.

Они поднялись на четырнадцатый этаж. Пока Саша возился с замком, его лучший стоял, обвешанный покупками, как новогодняя ёлка гирляндами.

Вознесенский свалил пакеты к себе. Потом достал из кармана пальто Романа его ключи и открыл дверь к нему.

– А вы давно дружите? – спросил Женя, видя, как по-хозяйски Саша заносил пакеты на кухню Романа.

– И молоко поставь в холодильник! – крикнул водитель. – Я разуваться не хочу… Осторожно, там яйца! – Роман стоял на пороге, опираясь рукой на дверь. Затем он повернулся к Жене, отвечая на его вопрос. – Мы на перекуре познакомились. Он тогда десятый раз бросал… Всегда бросает.

– Да я бы тогда сто процентов бросил. Выхожу такой на балкон кофейку попить, воздухом подышать. А он стоит… – Вознесенский взял последний пакет и понес его вглубь квартиры.

– Это была любовь с первого взгляда, – пропел Роман с поэтической интонацией. – А так… Да года четыре, наверное…

Ещё на второй своей смене, обживаясь в санитарской, Женя заметил на стене фотографию. На ней было около десятка человек. Парень узнал там Павла Петровича и Вознесенского (оказалось это было фото с его дня рождения). А потом присмотрелся и увидел молодого человека рядом с Сашей. Стрижка его была покороче, и сам он был не то, чтобы полнее, но с более мягкими чертами лица. Это был Роман, но не похожий сам на себя: без бледности и фиолетовых кругов под глазами.

«Он тогда тут не работал ещё», – пояснил тогда ему Павел, перекатывающий во рту мятную конфету.

Образ Романа с фотографии контрастировал с Романом нынешним: сейчас его глаза были выразительнее, а из-за впавших щек казалось, что он никогда не ест. Женя подумал о наркотиках, и ему стало неприятно.

Когда они спускались вниз на лифте, молодой санитар заметил, что Роман пахнет хорошим парфюмом. Женя подумал, что в Восьмерке действительно очень хорошо платят, раз уж даже водитель одевался, как президент.

Он видел выражение бледного лица сквозь зеркальную панель лифта: задумчивое, спокойное. Женя не ожидал, что Роман поднимет глаза и заметит, как парень на него всё это время пялился. Их взгляды встретились, и Женя тут же отвернулся.

Дверь лифта открылась.

Компания села в машину. Роман завёл тихий мотор, запело радио. Приборная панель едва освещала его худое лицо, зелёный и красный свет датчиков блестел на уложенных гелем волосах.

В это время Саша созвонился с Павлом Петровичем, а тот громко ругался, где их носит.

Роман затормозил возле ресторана, где уже стоял раздолбанный красный автомобильчик Павла. Хозяин машины курил, сидя на багажнике.

Заведение, в которое они собирались, было переделанным подвалом дома, но, тем не менее, оно пользовалось популярностью у местных. При входе ярко горела вывеска, и сквозь узкие окна просвечивались тени людей.

Четверо коллег прошли в зал, и после прохладного апрельского ветра Жене показалось, что внутри было более чем тепло.

Стены укрывала отделка под натуральный камень, в зеркальном чёрном полу отражались красно-оранжевые светильники, на полу стояли милые бра. Из-за голосов людей музыка была почти не слышна.

Роман шел к столику, маневрируя среди курящих посетителей.

Они сели и сделали заказ. Женя немного волновался и это было видно по тому, как его глаза бегали по залу, пока руки мяли салфетку. Роман усмехнулся и затем перевел взгляд на Вознесенского. Невозмутимым оставался только Петрович.

– Ты не дрейфь только, – засмеялся Саша. – Это не экзамен по анатомии… Мы не кусаемся. Хотя… За Рому не ручаюсь, ха-ха, – он заерзал на диванчике, поправляя под собой подушки. – Просто в этом-то и фишка – не сколько поесть, сколько поговорить, узнать, что ты за человек такой. Над телами особо биографию не перескажешь.

Это была их старая традиция – ходить с новым в Восьмёрке человеком именно в этот ресторан. И если Саша и Павел Петрович из рассказов о семье и учебе узнавали про коллегу новое, Роман находил подтверждение выхваченным из головы парня картинкам. Он сидел довольный, и никто не мог бы понять, чему он улыбается: то ли собственному преимуществу над остальными, то ли тому, что ему было интересно слушать, как именно новенький говорит, и как увиденное Романом обрастает деталями.

Санитар был невысоким парнем с темными волосами. Роман посчитал его красивым: гладко выбрит, с тонкими губами (у Жени была привычка поджимать их, когда он задумывался), узким носом, тёмными бровями и большими тёплыми карими глазами. Свет ламп отражался в этих глазах, таких живых.

Роман взял со стола чашку и сделал глоток зеленого чая (ему пришлось заказать его, потому что нигде не подавали растворимый кофе с молоком).

Женя рассказывал про то, как он подрабатывал в амбулатории. Потом разговор повернул в сторону школьных лет. И, как оказалось, трое, кроме Петровича, в городе были приезжими.

– Да мне вообще лет… семнадцать было, как переехал, – сказал Роман. – До этого в Харькове жили с мамой и братом.

– А я перебрался сюда в пятнадцать, – сказал Вознесенский. – Но там длинная история.

– А я в шесть, – добавил Женя. – И значит, я больше всех столичный житель.

Петрович снисходительно улыбнулся в ответ на реплики коллег.

Потом Женя повернул разговор к интересующей его теме.

– Я видел в ординаторской фото, – он обратился к Роману. – Ты там на себя вообще не похож!

– Согласись, стал лучше, – водитель усмехнулся. – Фотке года полтора, наверное… Не помню, – водитель затих. А потом добавил прежним бодрым тоном: – Я… болел просто.

Саша и Петрович переглянулись, когда Роман заговорил о «болезни».

– Ой, – сказал Женя. – Прости.

– Ну я же жив-здоров, как видишь, – водитель подмигнул ему. Он продолжил говорить несмотря на то, что мысли в голове начали путаться. – Сердце. У меня с детства пошаливало сердце. Была недостаточность… – Роман прервался, чтобы сделать глоток чая и смочить горло, – митрального клапана. Когда был в старших классах, поставили искусственный. Потом я вырос… И как-то стал замечать, что мне тяжело подниматься даже на второй этаж, отдышка. И сердце то стучит как бешеное, то почти не пашет… Решили пересадить донорское. Ну, и как-то так я с новым сердцем и похудел, – закончил Роман.

– Одни глазки-то и остались, – подшутил Саша.

Они просидели ещё час, после чего Жене захотелось в туалет. Парень прошел через зал и завернул в узкий коридор, где зелёным светились пиктограммы, изображающие мужчину и женщину.

Женя подошел к двери. Та распахнулась и едва не уложила парня на пол.

Из мужского туалета выбежала девушка, отталкивая его. Она прикрывала руками лицо и… она плакала.

Санитар лишь пожал плечами, провожая незнакомку взглядом, а затем потянул на себя дверь. Внутри было чисто, пахло освежителем и чем-то металлическим.