Влада Билоус - Когда придёт Человек

Серебряная пика пронзила блеммия возле ключицы и прижала к кафелю. Вознесенский надавил на обгорающее тело. Когтистые руки полоснули его по голени, но комбинезон защитил.

Женя, войдя в азарт, стрелял огнем по ногам монстра, там, где когти проткнули дорогие кожаные туфли. Плоть отслаивалась, превращаясь в пепел.

Безголовый стал кучей черного праха. Все закончилось.

Женя смотрел на то, что осталось от блеммия, и даже не понимал, что произошло. Он и его коллеги уничтожили настоящего безголового.

– Ну как оно? – спросил Вознесенский, улыбаясь.

Женя невнятно заматерился.

Когда ГСБ уехали, он вышел на улицу следом за Павлом Петровичем.

Петрович сел на скамейку под гаражом, и молодой санитар умостился рядом с ним.

Павел выпустил дым через нос.

– Я вазочку вам принес, – сказал Женя. – Это так, к слову…

Мужчина усмехнулся. Он протянул парню раскрытую пачку, и Женя взял одну.

– Бледный ты, – подметил Павел.

– Да это свет так падает, – ответил парень, закашливаясь. Он курил в третий раз в жизни.

Глядя на него, напарник опять усмехнулся, понимая, что дело вовсе не в свете. Женя просто был в ужасе.

– А я так пятнадцать лет уже, – сказал Павел. – Ну, сейчас всё относительно спокойно. Ты попривыкнешь. Вознесенский же привык. Сейчас вон, видишь, как… Прыгает.

Машины за воротами заводились, отъезжая по очереди.

Женя посмотрел в ту сторону. Потом вдруг вспомнил, что сидят они под гаражом, но человека, напрямую связанного с гаражами среди них нет.

– А Роман куда делся?

Петрович пожал плечами.

22 года назад

– Рита, я вас троих не оставлю. Мы это делаем ради него, – Гела имела в виду будущего президента. – И ради него, – добавила она, глядя на темноволосого мальчика.

– Ромашка мой, – Маргарита прижала маленького сына к себе покрепче и поцеловала в затылок.

Гела сидела напротив неё, молодая и умная донестра.

– Я купила прекрасную квартиру. Все для вашего удобства.

Ребенок перелез с коленей матери на диван. Сын на Маргариту совсем не был похож, точно копия отца: ни материнских лисьих глаз, ни такого же вздернутого носа.

– А я разве смогу его воспитать как надо? – Маргарита опять заплакала и закрыла глаза руками, нажимая на воспаленные веки. – Он же… Ну он ведь… – причитала женщина.

Гела обняла её и погладила по спине.

– Он будет расти почти как Миша, почти как другие дети, донестру внешне от человека не отличить. Просто быстрее развиваться будет. Больше нагружать его придется. Но ты сама поймёшь… Ты же мать. А я… Я клянусь тебе, слышишь? – она подняла голову женщины и заглянула в её покрасневшие глаза. – Я всё сделаю для вас. Ты ведь сама понимаешь, так надо! Если и вас убьют, что тогда?

Но Маргарита не стала слушать, пока Гела договорит, она бросилась ей на шею с объятиями.

Геле тогда едва исполнилось восемнадцать. У неё была ангельская внешность: светлые волосы, рыжевато-коричневые брови и большие голубые глаза.

Она с пятнадцати лет работала в личной охране Владимира Гронского. Гела любила действовать незаметно, наводить порядок так, чтобы никто ни о чем не догадывался. И Владимир доверял ей.

Девушка закончила домашнее обучение, в двенадцать лет поступила в академию ГСБ. Вместе с ней на занятия ходили два охранника, приставленных её отцом, Сергеем Смирновым, чтобы никто маленькую Гелу не обидел.

А после отец определил девушку в семью Гронских, где та работала телохранителем младшего президентского сына, Владимира.

С Владимиром они не то, чтобы дружили (как человек государственный, Гела соблюдала субординацию), но постоянное нахождение вместе сблизило её со своим начальником. Она стала не просто телохранителем, а личным помощником и советником.

Гела всегда носила при себе маленький серебряный нож, держала его в пластиковом чехле, чтобы самой не пораниться, а ещё зажигалку на случай нападения анархистов-донестр.

После того как Владимир, тогда ещё министр здравоохранения, только представил проект своих клиник, анархисты захотели его убить: планировалось покушение. Машина, в которой Владимир должен был ехать домой, оказалась со взрывчаткой, но охрана Гелы его спасла.

Гела всегда была начеку, она никому не доверяла и поэтому всегда и везде стояла над ухом своего начальника, нашептывая советы.

Не доверяла Гела и женщине, в которую Владимир влюбился. У Маргариты к тому времени был уже сын Миша. И как показалось девушке, Рита выглядела слишком умной, как для человека. Беспокоясь, Смирнова сказала Владимиру: «Если у вас родятся дети, они будут донестрами лишь наполовину – это проблемы для престола. Я вообще не думаю, что ребенок доживёт до пяти лет». Но Владимир привел в пример свою сестру, у которой дети также были наполовину людьми. И девушка смирилась. Так родился Роман.

Гела жила в доме Гронских, в комнате напротив спальни Владимира и Маргариты. Вся её жизнь сосредоточилась вокруг детского крика «Гела! Гела! Гела!» маленького Миши, который от неё не отставал. И девушке пришлось смириться с тем, что в ее руках теперь ещё и жизни двоих президентских детей.

Страна тогда терпела разруху. После смерти отца президентское кресло заняла сестра Владимира Лия. Она стремилась собрать власть в своих руках, контролировать депутатов и назначить ручной Кабинет Министров. Анархисты, напуганные старшим Гронским, свой нос не показывали, и потому женщина расслабилась, ничего не меняя в сложившемся порядке.

Но при этом Лия забывала, что людей в стране гораздо больше, чем донестр. То, что граждане пропадали без вести и возвращались безголовыми в лесопосадках (донестры выбрасывали тела подальше от жилых районов), подстегивало бунты. Процветали секты, слухи, домыслы. Мало кто дома имел телевидение, откуда могли вещать провластные новости, и посему народ был почти что неконтролируемым.

Во время очередного протестного хода отчаявшиеся подожгли особняк Гронской.

Смерть Лии и её детей потрясла страну. Однако Гела не удивилась. Она видела все ошибки президента, понимала, что чем сильнее ты оттягиваешь резинку, тем больнее она ударит тебя по лицу. И в стране начался хаос.

Глядя на всё происходящее, ещё до инаугурации, когда было неизвестно, люди или анархисты убили президентскую семью, Гела сказала Владимиру: «Тот, кто убил Лию, теперь захочет и твоей смерти. Нам надо защитить династию». И, прислушавшись к совету Гелы, Гронский согласился увезти детей из столицы.

Владимир вышел из тени, но вышел в одиночестве.

Маргарита и Владимир познакомились, когда тот был интерном, а она попала в больницу со сломанной ногой. Рита не поняла, почему врачу, лечившему её, было немногим больше двадцати лет. Она тогда не знала, что донестрам ничего не стоило освоить высшее образование за пару лет.