Влада Билоус - Когда придёт Человек

Парень подметил, что эта же улыбка была у Олега Евгеньевича. Неприятный ГСБшный оскал, словно они всех вокруг держат за дурачков.

– Ребята сказали, подвезут камеру заснять. Я надеюсь, они успеют, пока он не встанет, – сказал Шумков. – Вас по телеку покажут. Чтобы люди знали, какие мы все храбрые.

Саша рассеяно кивнул и пошел переодеваться.

Просторная секционная заполнилась людьми.

Ещё в самом начале от Павла Петровича Женя узнал, что раньше у них, как и везде, было три секционных стола, но потом за необходимостью освободить место для возможной борьбы с чудовищами, лишние столы убрали, оставляя только один.

ГСБшникам было негде сесть, поэтому люди в форме выстроились ровным рядом у стены. Жене было привычнее видеть этот зал пустым, и чтобы из одного конца комнаты в другой долетало эхо.

Как только Вознесенский вышел в ординаторскую, он встретился с Петровичем взглядами и показательно поморщился, кивая на дверь в секционную: мужчина чувствовал отвращение ко всем правоохранителям.

Даже когда он главу службы безопасности видел по телевизору, Саша ощущал недоверие, граничащее с ненавистью.

Пока коллеги переодевались в комбинезоны, Женя застрял, разговаривая с Голяковым.

– Проведаю, как дела у тебя тут. Заодно и проверю твою деятельность, – сказал Олег Евгеньевич и, как обычно, улыбнулся так, что не было видно глаз. А парень в этот момент опять подумал: «Одинаковая улыбка, у всех ГСБ она точно одинаковая».

Женя кивнул Голякову и тоже побежал ординаторскую.

Олег посмотрел на Шумкова и чуть ли не с гордостью сказал:

– Женя Лукьянов, мой человечек, парень дочери.

Шумков улыбнулся и вновь уставился на свою фуражку.

Всё же Саша был в восторге: тело лежало на каталке, а он чуть ли не танцевал вокруг него. Два санитара, Петрович и Женя, стояли рядом с огнемётами.

Женя не совсем понимал, что и как ему надо будет делать. Все, что он выучил за два рабочих дня, один из которых пролежал без сознания, так это как не опалить себе брови.

Но существо не оживало. И парень расслабился, он почувствовал, что ему опять хочется спать.

ГСБ, а их, кроме Шумкова и Олега Евгеньевича было восемь человек, уже успели сходить на перекур, рассказать молодому санитару пару житейских историй про блеммиев и даже над этим посмеяться. Вознесенский в это время маленьким ножом срезал участки кожи возле брюшной полости и возле шеи убитого. После он внес данные в базу через новый компьютер.

– Видишь ошметки кожи, – спецслужащая, разговаривавшая с Женей, указала на тело. – По бокам. Так вот, они потом соберутся вокруг дырки в животе, все срастётся, а дырка эта останется, и края заострятся, как зубы.

– Да, я видел в сети фото, – сказал Женя. Он поправил на руках штурмовые беспалые перчатки, бывшие частью формы. Парень тогда еще не знал об их предназначении.

– Но ты никогда не видел блеммиев в реальности, – поправил его другой сцецслужащий. – Вообще удивительно: мы рассказываем ночной бригаде про блеммиев. Наоборот должно быть!

В это время Шумков, Олег Евгеньевич, Петрович и Вознесенский говорили о том, сколько времени занимает превращение человека в блеммия и о том, кто мог совершить такое убийство.

Женя слушал эти разговоры внимательно, а затем, оставив свою «компанию», перешел к начальству.

– А те, кто превращает их. Это какая-то… – Женя замялся ненадолго. – Это какая-то магия? Я ведь верил в радиацию всегда.

– Может быть и магия, – Шумков задумчиво покрутил фуражку в руках, но Женя только и заметил эту дурачащую остальных ухмылку. – Мы знаем, что нашу «магию» зовут донестрами. Они очень легко втираются в доверие. Это как гипноз, только называется обаяние. Так что будьте аккуратнее: не давай им брать тебя за голую руку, потому что тогда тебе крышка… Вообще, они первый раз так внаглую днём, среди людей, да ещё и нашего следователя! – Он повернулся к Жене. – Ты хорошо её лицо запомнил, этой донестры?

– Она закрыла его руками, но… Вроде да, – сказал парень.

Вознесенский, к тому времени уже закончивший свою работу, обратился к санитару:

– Ты у нас везучий, – засмеялся он и приобнял подчиненного одной рукой. – Пятый день работает, – тут он обратился к остальным, – а уже и блеммия видел, и донестру.

Тут Вознесенский обернулся. Безголовый ожил, и все бросились на позиции.

Женя глубоко вздохнул, прижимая к себе огнемёт. Не глядя на оружие, он поднял предохранитель.

Безголовое тело встало, как мертвец в фильме ужасов, медленно и плавно. В это время части тела зашевелились, зашевелилась кожа на животе. Как волны на реке, непонятные Жене импульсы проходили по грудной клетке блеммия. Тут же вспышка фотоаппарата. Ещё одна. И ещё одна. ГСБ снимали.

Импульсы дошли до рук, и на концах окровавленных пальцев стали расти когти. Толстые, желто-коричневые когти.

«Они очень быстрые, они очень быстрые», – в голове Жени повторялись слова из телевизора. Всё, что он видел в детстве. Все те легенды, все те сказки.

Он больше ничего не боялся.

Его прошлое смешалось в неразличимый поток слов. Всё о безголовых, всё о смерти, всё говорящее о том, что нельзя выходить на улицу с наступлением темноты. Все предостережения мамы. Звонки на телефон и «где ты шляешься, сынок, домой». Все те разговоры соседей возле подъезда. Целая тема в училище, посвящённая травмам от когтей блеммия. Фото окровавленных останков. Самое страшное, что может быть – ожившее когтистое тело.

Сказки. Легенды. Вся история их страны.

И вот. Он здесь. Он – санитар в Восьмёрке.

Напротив него, по другую сторону стола, за спиной монстра встал Павел. Он поднял предохранитель и положил пальцы на спусковой крючок, не сводя с чудовища глаз.

Саша в это время стоял с одной только серебряной пикой, выставляя наконечник впереди себя, так что, если бы монстр прыгнул, он бы наткнулся прямиком на Вознесенского.

Все сосредоточились в ожидании. ГСБ, также вооруженные маленькими серебряными клинками, выставили их вперед подобно Саше.

Внутри живота блеммия начало темнеть, образуя дыру, будто пропасть. У стоявшего сбоку Жени чуть не навернулись слёзы. На секунду он представил, как этот же человек день назад ходил на работу, сам расследовал дела о блеммиях, а сейчас его офисные брюки стали красными от крови, а кожа под разодранной рубашкой твердела. Вокруг впадины живота она образовывала подобие зубов.

И пока разодранное тело становилось чудовищем, все следили, не шевелясь.

Блеммий прыгнул в сторону.

Павел крикнул. Воздух стал горячим от струи огня. Безголовый загорелся, и тут же, горящий, наскочил на молодого санитара.

Женя, боявшийся до дрожи в коленях, тоже выпустил огонь. Он прыжками пятился назад, пока горящее тело приближалось. Никто из спецслужащих, включая Шумкова и Олега Евгеньевича, не подходил. Все боялись за свою жизнь. Женя не придал значения тому, как оба начальника, только завидев огонь, забились в самый дальний угол секционной.