Игорь Олен - Войны инков. Incas

– Что он за племени? – рек Ольáнтай. – Где ты нашёл его, Чара-Пума?

– Где? На дороге. Вместе с охраной в Паукар-тáмпу шёл. – Великан в шкуре хмыкнул.

– Я посол Тумпис! – Кóхиль коверкал речь преднамеренно, ибо мы снисходительны к говорящим неверно как к неумеющим здраво мыслить. – Очень друззя ищу! И со мною вино, безделицы. Будем нет их посмотрим?

– Инка Ольáнтай, пусть принесут скарб гостя, – молвил насмешливо Пики-Чаки подле Ольáнтая.

Чара-Пума исчез. Лот тумписской хитрости ввергся в бездну.

– Ты есть великий Инка Ольáнта? Мой видел в Куско чима-панака, айльу-панака, инка-панака. Ваша Ольáнта тоже клан инков?

– Друг Пики-Чаки, ну-ка, ответь ему, – попросил сребровласый.

– Инка Ольáнтай – честного благородного рода, – молвил вельможа с грустной улыбкой.

– Мне нужно честных, – врал Кóхиль с жаром. – Кóхиль нашёл таких!

Принесли расписную винную утварь из клади Кóхиля.

Вскоре в чаши влилось пунийское.

После многих глотков лот хитрости вновь был брошен за борт.

– Молчат о честном инке Ольáнте в городе Куско. Что за причина?

– Куско, – ответствовал Пики-Чаки, – предал героя из-за жестокости Пача Кýтека…

– Его дочь Коси-Кóйльур?

Горцы застыли.

– Что в подземелье? – спрашивал Кóхиль.

Через мгновение он болтался, вздёрнутый Чара-Пумой. Брошенный, он оправился и на крики: «Вещай!» – изрек:

– Я знатный! Я есть великий батаб вам! Я отдыхаю, после беседа!

В комнате с ложем из шкур он ужинал. В узких, клиньями, окнах он видел кручи в лунной подсветке, слушал гул речки где-то неблизко, впутавшись в мысленный диспут с Хачем, ибо Хач начал: «Долго ли плавать проткнутой рыбе и без гримас взирать на того, кто спасения ищет в Куско? Лучше погибнуть, чем умолчать, что Кóхиль – килька тупая, криль скудоумный!» – «Я посмеялся бы, – спорил Кóхиль, – видя, как Хач, батабишка, клоп, скунс мерзостный, лебезит перед Тевой и перед Ши́ри! Нет, верный Тумпису, я пойду послом в Куско, дабы шпионить…» Так Кóхиль спорил мысленно с Хачем. Вспомнилась присказка: вошь убьёшь, но глиста не достанешь, – а это значило: Куско сломит Тумпис и Ки́ту, если не хватится бедствий внутренних. Кóхиль, мудрый, как лис, их вскормит!.. Чья-то рука отвела вдруг полог, что был над входом, и Пики-Чаки, пышно одетый, бросил вполголоса: – Инка ждёт тебя.

Выбрав в скарбе большие – дипломатические – напяточники и просунув меж бёдер ленту под пояс, в синей верёвке к низу от шеи вместо рубахи, плюс с прикреплённой сзади циновкой, Кóхиль закончил экипировку вычурной шапкой. С сумкой на локте, полной сокровищ, путь до приёмных апартаментов справил он в чинном тумписском стиле с неподражаемыми па тела (необходимыми для стабильности шапки).

«Инка» Ольáнтай на табурете-троне встречал его, стиснув скипетр дланью. Рядом – придворные. Чара-Пума был с палицей.

Сузив глаз, Кóхиль крикнул: – Знатный великий батаб, смерд Тýмпальи, государя Великого Тумписа со столицей на Пуне, перед тобою! Тумпис Великий жадно сосёт грудь Матери-Моря к югу от Манты, где правит Тева, западней Ки́ту, где правит Ши́ри. Тумпис Великий ищет друзей, Ольáнта! – Вынув из сумки воинский пояс, собранный из златых пумьих морд с клыками, он преподнёс дар «инке».

– Гость! – из толпы вельмож стал чеканить прямой, как столб, древний высохший старец с гривой волос. – Я здешний жрец Рау-Áнка. Я вопрошаю: что, чужеземец, делал ты в Куско? И для чего шёл в Паукар-тáмпу, подле какого был нами схвачен? Что ищешь друга не возле Тумпица, а вдали, у нас?

Только щёлка осталась от глаза Кóхиля.

– Пума, – фыркнул он, – нацепляла колючек и, дабы снять их, ластилась к зайцу, – так и избавилась. Жрец, вопрос тебе: будет кондор дружить с воронами, коль есть сокол? Виден из бездны камень на пике? Разве не ищут счастья повсюду? Шёл я за счастьем, да и попал к вам.

Старец ответил: – Будем друзьями, если расскажешь о Коси-Кóйльур.

«Инка» Ольáнтай молча напрягся.

Кóхиль, составив парой ладоней створки ракушки, начал: – Я, обретаясь в городе Куско и ожидая, что буду принят инкским Владыкой, ночью гулял вдоль Дома Избранниц и, где ручей тёк из-за стены, склонился, а за стеной лик вешней зари воскликнул: «Кто ты, скажи мне?» – «Местный курака», – молвил я, чтоб не сбить с толку девственность смерчем слов о великом батабе дальнего Тумписа. «Ходишь ночью… Ты не разбойник?» – «Разве злодеи дарят подарки?» – так я ответил, вынув колечко. Ручка взяла его и воскликнула: «Уай, курака, прошу тебя! Поспеши к Сыну Солнца, главному инке; пусть он узнает: в Доме Избранниц в яме сестра его Коси-Кóйльур и Има-сýмак, дочь Коси-Кóйльур».

Бледный, Ольáнтай резко привстал хрипя.

– Зашумели вдруг за стеною. Девий лик сгинул, сунулась рожа с факелом, – завершал посол. – «Любодей! Окаянный! Портишь дев Солнца?!» Я и убрался.

«Инка» Ольáнтай поднял свой скипетр.

– Объявляю войну! На Куско!

После Ольáнтая вдохновился жрец Рау-Áнка, и на морщинистых, словно мощи, щеках его были слёзы.

– Храбрый Ольáнтай! – он отчеканил. – В битвах верни власть Нижнему Куско, древним родам гривастых! Вечные войны – вот жребий инков! Пусть инки поят Инти-Светило варварской кровью, дабы исправить мир!

Кóхиль слушал. Страсти под толстой синей верёвкой вкруг его торса воспламенились; мысли кипели под круто скошенным лбом его. Вот вдруг новая группа инков – древние кланы, или «гривастые»? Титу Йáвар был, вспомнил Кóхиль, вождь «косоплётов» ( старых родов то бишь, проболтался Римаче-градоначальник). В Куско же видел он только стриженых, что общались с ним. Значит, инков три касты?

Громко Ольáнтай начал: – Долгие годы был я царь Áнти, доблестных горцев, и царство Áнти было свободным. Инки нас не могли сломить. Пусть же áнти помогут мне. Я нашёл мою горлинку Коси-Кóйльур, дочь Потрясателя. Я нашёл мою дочь… Война, сказал!! Вырву милых у инков!!

Все забряцали грозно оружием, призывая:

– Стань, вместо Тýпак Инки Йупанки, главным из инков!

– Сына родит тебе Коси-Кóйльур!

– Будет династия от Ольáнтая!

– Мы пойдём с тобой!!

– В ламе – воля богов, – изрек Рау-Áнка, высохший старец.

Вышли на площадь возле обрыва. Ветер потрясывал завитки чёрной шерсти жертвенной ламы… Кóхиль продрог. Край жуткий, собран из гор; похоже, будто бы волны некого моря окаменели и вот во впадинах взялись страны, чуждые Тумпису… Ламу кинули на алтарь, связав. Рау-Áнка, убив её, бесконечно гадал по лёгким.