Игорь Олен - Войны инков. Incas

Утром, проснувшись, пýрехи мыслили: «Славный день!» – и лежали блаженно, глядя на ленты, цепи цветов, гирлянды, висшие сверху с балок под крышей, после – на грубые обветшалые стены с глиной меж блоков дикого камня, также на женщин, что собирали «праздничный стол». Хозяин, встав и одевшись, важно садился около печки на земляном, но выметенном полу. Съев завтрак, все пили áку, быстро хмелели и вспоминали доблестных предков. «Мы, род Вискачей, с тех самых пор живём, как упали с туч яйца. В первом, из злата, там были инки, в медном – кураки; в третьем, из глины, наш предок Кролик…» – «Мы, Пако, малые да удалые. Мы живём, но не тужим, инкам всё служим…»

В праздничных масках, в ярких рубахах, с бубнами и трещотками, каждый род и квартал сходился. Сотники и старейшины наставляли: «Мы нынче третьи (первые, пятые и так далее)! Все на площади пойте! Не разбредайтесь! Нужен порядок! Праздник Ношения Мёртвых Предков!» А за общинниками и знатью бдили чиновники, посылаемые из Куско.

В полдень по площади чинно двинулся люд с носилками, на которых сидели мумии. Предок Пако в латаном саване, с волосами до плеч и в шапке из перепрелой высохшей тыквы, не вызывал внимания. Предок Вáрака в блёстках шествие возглавлял. Кой всячески норовили затмить Вискачей.

Выполнив действо около храма, шествие тронулось к мрачным скалам, к древним могильникам, и украсило их цветами. После расселись подле напитков, женщины – за спиной мужчин. Пили водку друг с другом и предлагали пить мёртвым, скорбно сидевшим рядом в носилках. Дудочник Чавча спел о заслугах племени пóкес. В сумерках жгли костры, болтали. «Это час духов…» – «Чуть от огня ушёл – нет тебя…» – «Предки, коих не чтили, вмиг уведут с собой!» Колотились сердца; хороводились семьи, плача о смерти.

К полночи мёртвые на носилках ожили, выстроились, задвигались в танце смерти, саванами бия живых… и умчались вдруг с воплями.

Под осень, в месяце Жатвы, двое в пустыне серого цвета, убранной кочками, наблюдали холмы, предшествовавшие вулкану.

– Вплоть до Поры Созревания тут дожди, – твердил один, местный сотник в выцветшей шапке. – Наш солончак тогда под водой, как озеро, и он больше, чем Тити-Кака. Ну, а как сдует бог ветра тучи – влага уходит, вновь только кочки. Нынче дней сорок полная сушь стоит, Рока-кáнут. Высокогорье!

Слушая, мастер счёта, посланный на строительство тракта в Чили, резко вздохнул. Кольнуло в носу и в лёгких. Сух и студён здесь воздух, хоть небо чисто; хочется спать, в ушах шумит. В отдалении толпы делают насыпь, но звук не слышен. Так постоянно здесь на равнине на высоте пяти километров, меченной кочками, соляными озёрами, называемой «пуна». Здесь бродят смерчи; чаще же пуна спит в ласках холода под лоснящимся тусклым слепеньким Солнцем.

– Трудно?

– Непросто. Край тут суровый. Это задворки царства аймарцев. Инки разбили их, царства нет сто лет. Лам же много. Шерсть стрижём, мясо вялим, ламий навоз сдаём…

– Вы давно здесь?

– Как Ясный День, Сын Солнца, в Чили пошёл впервые, нас и пригнали – склады тут строить да сторожить, чтоб воины запасались перед Такамой 35 35 Такама – одна из засушливейших пустынь. … Сами мы кéчуа. Много померло, пока шли сюда, обживались… Просу тут стыло, и не растёт тут просо. Что тут растёт? Картофель, холод выносит… Также есть мясо нам разрешили. Мы, точно инки, мясом питаемся. А в других странах мясо и тысяцким есть нельзя. Коль помрём – души сытые разлетятся. Так, Рока-кáнут?

– Нет, не поднимутся, – пошутил тот, – с сытости.

– Ну и ладно! – Сотник помедлил. – Выше не надо: пуна – над небом.

Что-то сверкнуло неподалёку. Счётчик и сотник сели на корточки. Люд вдоль насыпи заработал быстрей… Носильщики в голубых одеяньях остановились. Старообразный, мелкий, подвижный нервный мужчина в чёрном наряде, в чёрной же шапке с белыми перьями, с ярко-красною бахромой на лбу, соскочил с паланкина пнуть возводившего подорожную стенку мастера.

– Что за кладка?! Ты черепаха?!

Дланью в браслетах он, самолично черпая глину в длинном корыте и растирая глину по кладке, левою дланью, тоже в браслетах, клал в неё камни. Стенка росла стремглав.

– Рока-кáнут! Исчисли! Если спешить, как мы, сколько сделаем за день?

Счётчик Империи проследил цикл кладки и подытожил: – Тысячу мер, Великий.

– Нам посчитали – тысяча сто мер.

– Нет, не получится. Чернь слабей Сына Солнца.

Тот вытер руки в светлом растворе прямо о мастера и откликнулся: – Льстишь без лести, нравишься этим… – После озлился: – Если к закату стенку не сделаете дотуда – всех вас повесим! – И захромал прочь, бросив: – Ты, Рока-кáнут, следуй за нами. Сотник, ты тоже – быстро вставай, идём… Вы здесь сколько скота поели?

Сотник шёл следом и бормотал: – Сто двадцать… Сто двадцать лам, Сын Солнца! В пуне скота у нас – как воды в Тити-Каке или как гор в твоих Сторонах. Приказывай! Всё умрём – лишь бы ты правил-царствовал. Мы рабы твои…

– Будешь каждые две луны, раб, слать в Чили войску сотню голов. Запомнил? Войско туда идёт.

В отдалении при кострах был лагерь, вяло дымивший в тусклое небо; всюду бродили воины с пиками; а у хижин, где рос картофель, стойкий к морозам, с криком на ламах ездили мальчики в ярких детских рубахах. Бедные сверстники наблюдали.

– Ну? – бросил Светоч. – Спят на уроках? Ленятся? Ты скажи, Рока-кáнут, мы их накажем. Ты их учитель.

– Инка-Владыка Тýпак Йупанки! Старший фехтует; он любит воинские занятия, остальные не любит. Младший – способней; он знает счёт; на память знает легенды андских народов. Знает обряды священнодействий.

Дети направили лам к родителю. Больший – рыжий, зеленоглазый, сильно веснушчатый – неподвижно сидел на ламе с маленькой пикой, точно со скипетром. Меньший, щуплый, чернявый, бил ламу пятками и манил: «Отец!»

– Рока-кáнут учитель нам похвалился, вы сосчитали искры на Солнце! – встретил их смехом инкский властитель.

Больший нахмурился; меньший крикнул:

– Неправда! Я не считал их!

– Плохо, сын, Третий. Что ты умеешь? Можешь ли счесть нам кочки или песчинки в пуне?

Меньший слез с ламы и молча тёр глаз.

– Кто сосчитает клубни у пýрехов? Будет óбщина голодать, а?

Меньший помчался к куче картофеля.

Чем объём измеряли в инкской империи? Единица объёма как называлась? Как сочеталась с бушелем, литром или арробой? Ведомо, что индейцам давали « тупу, дабы возделывать кукурузу; это фанега плюс половина. Этим же словом обозначалась лига дороги, и мера жидкости и иного напитка, также заколки, коими женщины закрепляли одежды, их надевая ».