Игорь Олен - Войны инков. Incas

Вымерив кучу, мальчик воскликнул: – Двадцать мер! Двадцать мер здесь!

Простолюдины с помощью чана пересчитали, и оказалось подлинно двадцать мер с небольшим.

– Ох! – вымолвил мальчик. – Будут голодные.

– Будут? – ткнул император сотника кулаком в плечо.

Тот, упав, затвердил трясясь: – Нет, не будем голодные! Будем сытые…

– Хорошо сказал! Мы на год избавляем вас от налогов.

Сотник хрипел: – Заступник!! Отче Лучистый!!

А император спрашивал старшего сына, рыжего и в веснушках, зеленоглазого: – Ты учён чему?

Мальчик искоса глянул и, повернувшись, кинул вдруг пику, коя воткнулась в кучу картофеля, а затем посмотрел победно.

Центр селения украшал царский дом под крышей свежей соломы. Ветер раскачивал на шестах всецветные, в виде радуги, ленты около входа; рядом топталась пара гвардейцев (самоотверженных) в чёрной форме. Тýпак Йупанки в дом прохромал.

В ночь Вáрак, что прибыл с пóкес, вызван был в зальчик с печкой-рефлектором, с золотым грубым троном, где и услышал:

– Сказывай.

Он упал ничком, информируя: – Ты велел, я отправился в Чи́му. Там я сказал, я беглый и надо в Тумпис. Беглый из местных плыл со мной. Он знал страны, что проплывали. За Пакас-мáйу есть страны Сáньа, Кóльке, Мутýпи, – страны долинные, Чи́му раньше служили, нынче же вольные, потому как ведь Чи́му инкская стала. Страны там жаркие, а вот море холодное. А долина Сульáна рядом под Тумписом поклоняется пуме: видят её и просят, чтоб сожрала их. Я, их язык враз выучив, – хмыкнул Вáрак, – вызнал про Тумпис. Эти сульáна вышли на тумписцев воевать. Я – с ними. Шли по пустыне в Тумпис на битву. Тумписцы прытки, остроголовы; женщины – косоглазые. Город Тумпис – у гавани. Нас разбило их войско, что было в перьях, словно туканы… В общем, я в Тумпис с ходу не мог попасть, потому как неострая голова моя выдавала бы, что я пришлый. И я сульáна вновь подбил на войну. Продвинулись до предместий. Все их дворцы – из камня белого цвета… Нас разгромили, пленных убили ихним богам. В том Тумписе правит Хау, он их батаб, курака. Главный царь – Тýмпальа, что на острове Пуна. Я и попал туда как особенный пленник. Жрец нас калечил и надувал в зад, но не меня, а диких. Нас привязали к пальмам до казни. Ночью собачка стала мне икры рвать. Заявилась вдруг девка да и спасла; браслет её… – Вáрак, встав, отдал Светочу золотую дугу со вставленным в ней смарагдом. – После я морем плыл до Каньáри, – это такое ихнее царство тоже восстало и прекратило слать подать Тумпису; а потом – в Айаваку, коя твоя уже, а потом сразу в Куско… Тумпис могуч был, нынче он слабый и разделился. Военачальник был бы умелый с теми сульáна, – Тумпис бы взяли, – кончил речь Вáрак.

– Пей! – Император вручил кувшин даровитому и лихому разведчику, бросив: – Стало быть, Тумпис чучело в перьях?..

– Был я на родине – разузнать дела. Титу Йáвар наместник «верхним» спускает, пустоши раздаёт. Люд мыслит, что он к ним добрый, ты же лишь труд берёшь, губишь в войнах общинников.

– Псы проклятые!! – Главный инка ушёл стремглав.

Пуна – красная от заката. Шествуют, волоча бесконечные и корявые тени, ламы… Бликая, едут чьи-то носилки… Воины в лагере спорят: «Это Великий». – «Нет, не Великий. Мало носильщиков; у Великого восемь их, а порой до шестнадцати».

В паланкине вразвалку нежился инка. Грива волос ниспадала в бархат белой накидки. Светлая кожа, тонкие руки, мягкие губы, томные взоры значили знатность. Ехал наместник инкского Юга (с южным пределом в Чили-Такаме, с северным – в Кóльа). Тысячи тысяч разных племён пас барственный Анта Кéна в качестве отпрыска от отцов-основателей расы инков, то есть «гривастых», «древних» родов то бишь. Но затем пришли варвары, – «косоплёты», «старые» кланы, – правили в Куско в качестве «верхней», преобладающей, главной óбщины, кличась «инками» тоже. «Древних» и «старых» смял Пача Кýтек, родич Хромого, милостью коего он – наместник, ибо негоже брезгать вельможностью, у какой мандат на правление от Великого Солнца, а не в итоге всяческих бунтов и узурпаций, мнил Анта Кéна. Столь дерзок мыслью, в воинский лагерь въехал он чванно и, встретив инков, слез с паланкина. САМ, поманив его, захромал тотчас (свита следом) прямо в лачугу простолюдина.

– Глянь, разлюбезный!

Ламий помёт в печи вяло тлел, дымя в кровлю из обветшалой тёмной соломы; простолюдинка в рвани дрожала подле посуды; рядом возились голые дети. Пýрех на шкуре ветхой постели трясся от страха, видя властителя.

Тот пустился с наместником (свита следом) в хранилище. Сотник с главным старейшиной посветили в сусеки, в них было пусто.

– Глянь, разлюбезный, сколько зерна! Ну, где оно?

Анта Кена молчал, теряясь.

– Враг!! – взвизгнул Светоч. – Дом в Куско строишь, здесь губишь бедных?! – Он взял у свиты пару сандалий, снятых с солдата. – Лам здесь – что волосу в твоей гриве. Значит, и кожи здесь в преизбытке – ты же люд в гниль обул?! Воевать идём, не на пир идём! В Чили обувь разлезется – будем в ней, как в грязи, елозить?! Так ты здесь правишь?! Нам умертвить тебя?!

Анта Кéна бледнел сгибаясь.

– Мы не на танцах! – нёс император. – Нам надо Чили брать!! Дел, забот с Тити-Каку! Или гривастые, твои родичи, в Чили нас заморить хотят?! Мол, они кровью чище?! первые инки?!!

Военачальники обступили их, и наместник почувствовал: знака ждут, чтоб убить его здесь, в хранилище! Подогнулись колени, и благородное тело, пачкаясь, рухнуло.

– Исправляй, враг! Завтра же!.. Всё, идём говорить о прочем.

Инки исчезли.

Сотник и местный главный старейшина помолились.

– Душу не вытряс, и не прибил… Ругался.

– Громко ругался!

– Будь мы под Куско – нас бы казнили.

– Он понимает, наш Благодетель: тут неудобья. Мы невиновны. В наших лачугах крыши гнилые – сам он под толстой. Наш склад пустой давно – а его склад полнёхонек.

– Год не будем трудом платить. Он мне сам сказал, наш Владыка.

– Верно! Он знает, где нужно милостью, а где гневом и карой. Он правосуднейший!

– Он Заступник! Он – Светоч Анд!

Тракт сделали. Рать направилась к югу вместе с гвардейцами в меховых чёрных, в бляхах, мундирах и при щитах с секирами. Синчи-рýка (áпу по чину, или же генерал) рассказывал царским детям, едучи с ними и с императором: «Ох, племянники! Я Такаму сломил мгновенно. Праздны такамцы, как их пустыня. Им бы возиться на огородиках да ловить в море рыбу. Рубятся кучей, как обезьяны, и трусоваты: крикни погромче – вмиг разбегутся». – «Земли Такамы, – вставил Владыка, что ехал сидя меж сыновей, – без пользы, но рядом с Чили; вот и нужны нам». – «Верно, Великий: нища Такама, знойна, пустынна. Чили иная, Чили богатая! Там земля без семян родит, зверь кишмя кишит; реки там золотые. В Чили я, помню, крепко завязнул! – Áпу смеялся, смуглый, весёлый и моложавый. – Люд там свирепый – арауканы. Я так прозвал их 36 36 Имя «арауканы» произошло от кечуанского «пурун-аука», что значит «наглый, упрямый злодей, враг, недруг и супостат». , сами же называются „че“… Че разные! Кто на север от Мáульи от реки – пикунче, а кто в верховьях реки – пуэльче. Я их побил, все наши. Но вот за Мáульи есть мапуче, не покоряются, не желают принять власть инков. Я им, про нас сказав да про Солнце, начал сражаться. Войско угробил, в Куско приплёлся битый-разбитый. Ваш отец мудрый: тракт провёл в Чили и поселил там кéчуа, а на Мáульи крепость соорудил. Мы рать ведём, также темник Мамáни рать ведёт. Смерть врагам! Будут знать и правление, и порядок!»