Игорь Олен - Войны инков. Incas

– Нет, благородный! – вышел, оскалившись, Синчи-рýка, тоже из áпу (из генералов). – Я, сын наложницы-мамакуны 40 40 В дни правления пача-кутековых потомков, против которых сложилась крепкая коалиция прежних кланов кусканцев, правящий дом опёрся на кровно близких инков-бастардов, из каковых был и Синчи-рука, апу, воитель против мапуче (арауканов) в Чили. от Пача Кýтека, родич мальчику. Оскорблён мой племянник… Инки не лгут! – воскликнул он. – Кура вправду свободен и пусть уходит. Но родич мальчика вправе мстить ему.

И рабы подтвердили: – Да! Родич вправе!

Женщина поддержала: – Сын за отца, за деда. Брат за сестру. Воистину.

Синчи-рýка шагнул вперёд… Раб разбил его щит… Кружились друг против друга… Ноги тонули в глине по голень… Инка метнул свой дротик, брызнула кровь. Раб, кинувшись, смял мечом вражий шлем и гаркнул:

– Вождь Кура сильный!! – Он тряс оружием, наблюдая, как супротивник стал оседать.

– Победа! Кура уходит! Он идёт родина! – Победитель побрёл по жиже хлюпавшей глины прочь от бассейна.

Принц, рыжий мальчик, бросился и воткнул ему в спину нож. Все смолкли. Раненный Синчи-рýка привстал с трудом… Поздно вечером на рудник пришли усмирители – перебить рабов вкупе с женщинами и малыми.

Вновь войска шли на юг. Томительный зной спадал; пески охлаждались бризами да туманами с океана, также и речками. Подорожные стенки с вехами кончились, но прибавилось зелени: рощ, лугов и болот. Дождило, ели москиты…

Южный форпост державы, крепость Араукания находилась за валом по-над рекою. Рать стала лагерем. Император устраивал то и дело учения и военные смотры, слал гонцов в Куско, где через треть луны получали известия о событиях в Чили…

Как-то в дождливый пасмурный вечер инкские рати с áпу Мамáни крадучись перешли реку, тем нарушив границу. Арауканы протестовали. Инка велел проводить его к вожакам племён.

– Пять вас пустим в наш лов 41 41 Группа родственных хижин, стоянка племени или рода арауканов. , не больше. Прочие – здесь ждут. Мы их не пустим, – был ответ.

И посла понесли в носилках с маленькой свитою.

В роще были плетёные глинобитные юрты с конусной крышей, рядом – тотемы; а у жилища с символом Солнца – группа индейцев, женщина и старик с клюкой. Полководец дал им подарки: бусы, браслеты, чаны из бронзы. После он начал, встав на носилках:

– Ваш бог есть Солнце, наш – тоже Солнце. Мы вопрошаем: вы чтите Солнце, Сына отвергнув? Смысла нет. Дайте нам опекать вас, оборонять от бед, обучать новой жизни, здравым законам, истинной вере.

Ибо Сын Солнца, вёл честный инка, прибыл из Куско, кой вдалеке от них (от мапуче), лишь для того, фактически, « дабы делать добро, как делал он в отношении подданных, подчинённых империи, но не ради господства или для выгод »; главное, что « их собственность не убудет – даже умножится от внедрения рыночных, оросительных, земледельческих и других новин; всем оставят их земли, где проживают »; инкам лишь нужно, « дабы служили их богу Солнцу, выйдя из варварских отношений ».

Женщина спорила:

– Я мать лова. Я не хочу вас. Вымазав кровью стрелы и копья, скоро пойдём на вас. Год назад приходили – мы вас прогнали. Прочь, прочь за Мáульи! Там рубеж!

И старик ткнул клюкой своей тоже к северу.

– Прочь, прочь! Мать правду знает.

Женщины и мужчины сдвинулись с криком: – Прочь, прочь за Мáульи!!

Генерал сел в носилках и подытожил: – Инки не ищут ссор, тем не менее воле Солнца-Отца послушны. Мы вас научим жить.

И он отбыл. Арауканы, или мапуче, сопровождали, вздевши оружие.

Через месяц всё повторилось, только: «За Мáульи!!» – говорили шесть-семь вождей и посла провожали толпы. Тьмы огней зажигались каждою ночью на порубежье.

В третий раз генерал видел тридцать старейшин арауканов и, возвратясь, рассказывал: – Говорил Кила-кýра – главный мапуче-камнепоклонников. Набралось тысяч сорок. Злятся, война не вовремя, им-де надо поля полоть.

Молодой Урку Инка пылко вскричал: – Вели, отец! Я с мешкотными и тупыми аймарцами 42 42 Народы близ озера Тити-Кака; их отличали дородность и флегматичный нрав. их сейчас разгоню, клянусь!! Дай прославиться и вернуться с триумфом! Дай победить! Что медлишь?!

– Пусть прибывают, Урку, поганые; пусть стекаются, – возражал император. – Разом их и побьём!

Сын меньший, рыжий и хмурый, что отирался около взрослых, выложил ломаным детским голосом: – Будем ждать – превзойдут числом.

– Обоснованно! – согласился Владыка.

Утром рать вышла, выставив пики… Вот Солнце брызнул, и золотой доспех Тýпак Инки Йупанки, крепко державшего в дланях кубки, вспыхнул в лучах. Он молвил:

– Мы, волей Солнца, нынче пришли сюда. Дай победу, Отец! Испей перед битвой с сыном!

Кубок он выпил, правый – пролил в траву, а затем взошёл в боевые носилки.

Трубы завыли, стукнули бубны и барабаны; взмыли штандарты. Йýки и Пако, бледные и со вставками шерсти белого цвета в мочках ушей, – знак пóкес, – в страхе болтали: «Выдь, Йýки, первый! Ты мордой в язвах их напугаешь». – «Пако, ты тоже… Ты стал десяцким, ты плавал к рыбам! От храбреца злыдни вмиг сбегут!» – «Йýки, верно! Пóкес храбрее арауканов!» – «Пако, десяцкий! Вместе не страшно!»

Армии прянули друг на друга… Стрелы посыпались… Йýки в страхе согнулся и обмочился. Пако водил щитом, жмурясь стрелам, глядя на раненных и убитых, и, вдруг рванув вперёд, сшибся с кем-то неловко; после свалился в яростной давке, встал затем и с копьём налетел на дылду, кой его сбил щитом, а пришед в себя, различил Синчи-рýка, темника, в самой гуще врагов и – толпы, страшные, в шкурах. Он замахал копьём, точно бешеный. Синчи-рýка, оскалясь, выкрикнул издали:

– Бейся, храбрый!

Видя героя, САМ отрядил в бой тысячу. Враг попятился.

Инки шли в наступление.

– Вáрак, Вáрак, сюда его! – повелел император.

Самоотверженный прыгнул в битву.

Весь окровавленный, Пако бился и охнул, ибо почувствовал сзади руку. «Ты, Пако?..» – «Вáрак?.. Инка-по-милости?..» – «Пако, стой. Ясный День зовёт…» Оба, вырвавшись из сражения, поплелись в тылы. Император ткнул скипетром Пако, павшего ниц.

– Смельчак, кто по морю плыл?! Сотник! Айау хайли!!

Все подхватили: – Хайли-ахайли!!

Пако поднялся и опоясан был поясом в знак того, что он сотник.

– Вновь иди и злодеев бей!

Пако брёл следя, как несли с поля раненых и как лекари лили в раны бальзамы, сыпали травы для воскурений, громко камлали.

Солнце упал в холмы. Стяги в ставках сторон качнулись. Раковины взвыли, инки попятились. Отошли и мапуче…

В лагере, у костров на шкурах, воины ели, пили и спали. Ночью начальники пяти тысяч (звали их «мастера, ассы боя», или полковники), с генералами (áпу), ведшими десять тысяч и больше, смыли кровь с лиц своих и пошли к шатру на совет к императору. Тем и тем жёлто-красные нити крыли виски; до плеч у них висли диски из золота на огромных ушах, как следует инкам крови. Только куда там «мастеру боя» Пáваку до Мамáни – вроде бы родича, но от брака их предка с главной женой, не с младшей? Чтó даже доблестный Синчи-рýка – сын от наложницы, не от пальи-супруги, а уж тем более не от койи?