Юлия Лангровская - Трущобы во дворце

Надя что-то штопала в углу комнаты, пользуясь догорающим остатком свечи. Дима стругал деревяшку, превращая ее в некое подобие солдатика. Когда у Саши с Натальей завязался спор, они не вмешались, но теперь Надя кинулась утешать мать, а Дима, присоединившись к Саше, попросил один пирожок.

– Только один? Тебе полагается шесть, как и всем. Или ты желаешь поделиться с огромными дядьками, от которых воняет, как от свиней?!

– Не-ет… – протянул мальчик. – Я кушать хочу. Я заработал сегодня четвертак! – он гордо вскинул голову, хотя обычно не хвастался, а просто отдавал деньги родителям.

– О! И как же, если не секрет?

– А ты не скажешь папе? – Дима устремил на Сашу взгляд, смешанный с недоверием.

– Чего ради? Вряд ли я вообще его увижу.

– Как так?

– Как-нибудь! – процедила Саша. – Рассказывай?

– Просто… я шел по улице, меня остановил хорошо одетый господин и попросил отнести письмо в один дом неподалеку и дождаться ответа. Я принес ему ответ, а он дал мне монетку. Все.

– Молодец.

Дима улыбнулся. Сестра еще никогда не удостаивала его своей похвалы, да и вообще, редко с ним разговаривала.

Чуть погодя, Надя присоединилась к сестре и брату.

– Мама уснула.

– Я рада, – Саша закатила глаза.

– Не ерничай, пожалуйста. Ты… так грубо с ней говорила!

– Армия защиты взбунтовалась! – Саша тихонько засмеялась.

Дима покосился на сестер, не понимая, на чьей стороне ему сейчас желательнее быть. Саша позволила ему наесться, а Надя? Вдруг начнет отнимать пирожки?

– С одной стороны ты, конечно, права… но… нельзя же пойти к ним совсем с пустыми руками!

– Ну, почему? Можно, например, принести им косточки от курицы. Показать. Пусть обрадуются за то, что нам пока есть, что покушать.

Дима, испугавшись спора сестер, унес свои пирожки в комнату.

– О! – продолжала Саша. – Он думает, что мы отберем у него еду! Бедный ребенок, не правда ли? А, добросердечная Надежда Андреевна?

– Иногда мне кажется, что ты рада тому, что папу арестовали.

– Я даже не буду пытаться этого скрыть.

– Ты так резко изменилась в тот же день, как мы остались одни.

– Ну, не притворяться же мне.

– Ты ненавидишь его?

– Он ничего не сделал, чтобы его любили. Твое отношение к нему мне непонятно, но это твое дело и я не собираюсь вмешиваться. Что же до меня, то я хотела бы более его не видеть.

– Он дал нам всем жизнь.

– Скорее, мама, а не он. Его роль в этом деле, как мужчины, весьма небольшая. Остальное ее заслуга. А он вынудил ее влачить рядом с ним такое убогое существование. И тебе он уготовил ту же участь. Ты будешь дурой, если не воспротивишься ему.

Надя молча утирала слезы.

– Чего ты вечно мокроту разводишь? – всплеснула руками Саша.

– Как я могу сделать то, что ты говоришь?

– Как угодно. Любыми средствами.

– Отец не простит.

– Отец! Отец! Еще не известно, простим ли мы его за все!

– Саша!

– Что, Саша? Благодари бога, что он в тюрьме, вместе с этим твоим, Боташовым. А то сидела бы сейчас в чужой хате, штопала бы ему носки, да вынашивала бы уже Боташова-младшего! Тебе это надо? Подумай, что ты можешь, пока его нет?

– Но он скоро выйдет.

– Не скоро. Ему сидеть еще полгода. Это достаточный срок, чтобы изменить свою жизнь.

– А ты? Что ты задумала? Ты пугаешь меня!

– Не бойся, мой зайчик, – презрительно усмехнулась Саша. – Уж я найду себе партию удачнее той, что мне мог бы найти папаня.

В воскресенье Саша наотрез отказалась идти со всеми в тюрьму, а по возвращению, маленький Дима выпалил сестре:

– Отец отрекается от тебя!

– Хвала всевышнему! – воскликнула девушка и с того дня, ни она, ни Андрей более не произносили имени друг друга, по-крайней мере, при остальных, но мужчина пообещал, что, вернувшись, выгонит непокорную дочь из дому.

Саша и сама уже подумывала об уходе, наводила справки о съемном жилье, но цены ее не устраивали и, поняв, что собственными силами она всех расходов не покроет, все больше укреплялась в мысли, что только выгодное замужество позволит ей жить достойно.

– У тебя плохо с памятью?! – получил от Саши нагоняй молодой кондитер, который уже с неделю почему-то не навещал приятельницу в хлебной лавке.

Гриша скорчил гримасу.

– Рыбка не клевала.

– Что?!

– Старик, как назло, приходил тогда, когда у меня было полно посетителей. Что я мог? Но сегодня наверняка.

– Откуда такая уверенность?

– Я припрятал его пирожные. Если он придет раньше, я скажу, что их доставят только к закрытию. Накладка, мол, вышла.

– А ты не боишься, что не успеешь их продать свежими и завтра тебе влетит?

– Я их хорошо сохраню.

– Ладно.

Саша уже разуверилась в Грише. Стоя за прилавком, она принялась обдумывать, как бы самой познакомиться со стариком.

Но парень, все же, сдержал свое обещание. Этим вечером он наконец-то вызвал пожилого господина на откровенный разговор, начав совершенно издалека, а, сделав Саше знак из окошка, дал ей возможность самой услышать весь их разговор, притаившись в кондитерской подсобке.

– Я, вот, все хотел спросить вас, Аркадий Степанович, если вам скушно одному в… как вы сказали… хоромах, где кроме роскоши ничего нет… отчего же вам, например, не жениться?

Мужчина немного смутился, но, засмеявшись негромко, ответил:

– Наверное, мне об этом уже не мечтать, – в его глазах, мутно-сероватых, с тяжело нависшими веками, читалась невыразимая тоска.

– Но, отчего же? Вы добрый, мягкий человек, неужели женщины могут пренебречь вами?

– Ах, юноша! – старик устремил взгляд куда-то вдаль, сквозь окно, где за вершинами соседних домов уже начинали проступать первые звезды. – В ваши годы я сам ими пренебрегал и теперь мне воздается по заслугам. Кому нужен такой старый хлам, как я? Мне шестьдесят два года, а выгляжу я еще более древним. Я – потомок аристократа, и вырос в роскоши, и жениться мог, да привередничал. И как! Сколько невест было в поле моего зрения, но у каждой я находил какой-нибудь изъян. То осанка не та, то овал лица не устраивал, то вдруг, поглядев, как располнела с годами ее мать, я начинал думать, что дочь ожидает то же самое и тотчас ретировался. В молодости меня интересовала лишь внешняя красота, я не мог найти совершенства и, как Дон Жуан, снискал себе плохую славу у прекрасного пола. Потом мой отец, граф Вележев, вложив основную часть своего состояния в финансирование экспедиции по поиску золотоносной руды, потерпел полный крах и вскоре был разорен. Не пережив такого поражения, он слег и затем умер, оставив меня, мою сестру и нашу мать фактически ни с чем, в заложенном доме, который мы не смогли выкупить. Потом сестра умерла, подхватив лихорадку, мать, не вынеся всех потрясений, утопилась и вот, избалованный графский сыночек, поступает в услужение мажордомом к одному из бывших друзей нашего семейства. Тот, несчастный самодур, то и дело поддевал парня, то бишь меня, напоминая о прошлой жизни, я долго не выдержал и ушел к ныне покойному графу Матвею Зуеву, отцу нынешнего, у которого я служу уже тридцать лет. Ну, а что до женитьбы, постепенно я перестал обращать внимание на женщин, полагая, что теперь уж точно, не найду своего идеала, раз мне нечего будет ей предложить. Так шли годы, и только состарившись, я понял, что упустил все шансы продолжить свой род, хоть и униженный, но славный. Теперь меня окружают лишь служанки… нет, я не горд, это осталось в молодости… но жениться на женщине без манер, без особого ума, не умеющей должным образом следить за собой… ах, чего уж! Стоит ли?