М. Джалак - Левентик

– Не знал, что йодха такие мутанты, – пробормотал я, немного скривившись.

– Всякое бывает, – так же пробурчал Карак. – На нашего любимого Кена взгляни – тоже мутантик ещё тот.

Два года Гнармак была кадетом, и три – гардемарином Морского училища, а шедшая сначала вяло, а потом и активно война позволила «Реллану» проходить практику на боевых кораблях, а не учебных, и получить звание мичмана. И опять-таки никто не усомнился, что перед ними юноша – Реллана из касты воинов, наверняка имела возможность сколько угодно наблюдать, как ведут себя отец и брат.

В военное время продвижение по службе идёт намного быстрей, чем в мирное, и Реллана буквально через несколько лет ходила капитаном. Но ей не везло – сначала она командовала самым большим из маленьких кораблей, потом самым маленьким из больших, и полноценный фрегат получила нескоро. Всё время до этого никто не знал, кто она такая, а теперь, если и догадывались, то молчали – крамольные слухи о капитане могли стоить жизни.

Вряд ли на призах Реллана смогла заработать кучу денег, но её мать несколько раз получила загадочные послания с просьбой явиться в такой-то банк.

Старый вану вошёл в историю как Легариир Второй Сварливый: его величество любил воевать и не мог прожить, не поругавшись с кем-нибудь. Война началась из-за колоний, которые мы не могли удержать, а потом самодержец испортил отношения с ванугати Кагарабу – усомнился в её способности управлять страной, и янтарное царство осталось нейтральным. К слову, нынешний монарх у них тоже не мужчина – уже второй по счёту. Говорят, чуть ли не моего возраста.

На колонии облизывался Якунду, с которым вообще связываться было опасно. Владыка морей у нас Зумари, конечно, но не в водах Якунду, где за здорово живёшь можно пропасть – так, что не найдут. Пропасть так, что не найдут, можно было где угодно, но там вероятность в десять раз усиливалась.

Гнармак на её тогдашнем корабле, шлюпе «Ужасный», направили в составе эскадры на линию фронта, где красноглазики сначала потрепали наших, а потом наоборот.

Странный они народ – говорят, пираты встали под одни знамёна с каперами и военными моряками без всяких посулов со стороны высшей власти. Если бы ло-самавати были такими, наши границы все бы обходили на самых малых парусах.

– Да уж… – произнёс я, глядя поверх страницы.

– Отчаянная девица, да? Странно, что родилась не среди квиоров – думаю, на небесах произошла ошибка, – иронически предположил Карак.

Не отвечая, я кивнул, и углубился в чтение дальше.

Вернувшись с победой, Реллана стала героем и наконец получила вознаграждение и приличный корабль, а также приобрела несколько полезных знакомств, в том числе с бывшим пиратом и действующим капером Алиеру-рохо Даэршином, решившим перевестись на военное судно в качестве корабельного карамати.

Вскоре после этого случился дворцовый переворот, в результате которого старика вану сослали в горную крепость – нашлись заговорщики, которые воспользовались недовольством общественности, и на трон сел наш теперешний вану, заодно отменивший закон о запрете женского труда. Мужчины были очень недовольны тем, что они сбиваются с ног в попытках достойно содержать своих родственниц, а те, в свою очередь – отсутствием нормальной защиты. Мивали не могли допустить того, что нарастающее давление в котле в конце концов бы его разорвало, фигурально выражаясь.

Реллана между тем продолжала поддерживать свою легенду – вероятно, потому, что уже привыкла. Но похоже, она не рвалась в полные адмиралы, ведь быть им означает не столько водить корабли и командовать эскадрами, сколько посещать светские приёмы да интриговать. Подав в отставку, она перевелась на торговый флот, заодно открыв общественности тайну.

Сбережения почтенная вложила в покупку и перестройку шхуны «Сапфировый кимбу». Списанное с военного флота судно переоснастили в траулер.

Траулер с таким названием, ха! Интересно, почему не сменили вопреки традициям: угрожающие названия и названия хищных животных могут носить только боевые и китобойные суда.

– А теперь пошевели мозгами, мой болезный друг, – сказал Карак, когда я расслабил руки, которыми придерживал книгу. – Только не ори, когда догадаешься.

– Понял, – выдохнул я во внезапном озарении, и сухой мучительный кашель не отпускал меня минуты две.

Когда сумел наконец отдышаться, я захлопнул тяжёлый том, чуть не прищемив Караку клюв, и в прекрасном настроении откинулся на подушку. Крепко зажмурился и шлёпнул себя по лбу, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в довольную усмешку. Возможно, Даэршин и Реллана были знакомы гораздо ближе, чем говорится здесь.

– Если допустить, что она ещё жива, это может пролить свет на ситуацию, – произнёс я в потолок. – В том числе и на то, как Даэршин выжил после элементального взрыва, сожри мои кости стая висимили.

Взглянул на дату издания – книга была новой. Значит, драгоценная оурат жива, причём здравствует. Я нюхом чуял, что на правильном пути, но вставали два вопроса – где её искать и захочет ли она вообще разговаривать?

Как вы понимаете, сразу вскочить и побежать по делам не представлялось возможным – пусть я и чувствовал себя лучше, карантин надо было выдержать. Ещё дня как минимум три, а лучше пять. Когда в детстве болел пневмонией, я вынужден был сидеть круглосуточно в четырёх стенах – к концу третьих суток возникло стойкое впечатление, будто я схожу с ума. Даже Карака было запрещено видеть – во избежание.

В этот раз было легче, потому что вынужденное отшельничество длилось недолго. Вставать стало можно, когда температура спала, и я слонялся по дому, на всякий случай – а вдруг ещё заразный? – обвязав шарфом нижнюю часть лица, пока Ниттар не дал мне маску.

Никогда не любил ни лежать, ни спать днём, и не понимал людей, которым приходилось бороться с апатией.

Когда Карак наконец вернулся после полдня отсутствия, я сидел за столом один и с угрюмым видом выковыривал вилкой мелкие косточки из рыбы. У моего рафи есть свои собственные способы добывать информацию, и я доверился. Опрашивал он не только своих соплеменников, которых, к слову, жило здесь значительно меньше, чем нас, но, тем не менее, жили.

– «Кимбу» стоит у причала, – довольно произнёс Карак. Мог бы – потёр бы руки.

– У которого?

– Без понятия, – признался он. – Спросишь на месте – укажут.

– Пойду один.

– Это нет.

– Карак.

– Семнадцать зим Карак. Уверен? Может, лучше я? —предложил друг с некоторым сомнением.

Вообще он прав. Я слишком приметный для того, чтобы разгуливать в неположенном месте у всех на виду, а ворониды для атми часто на одно лицо – порой даже мужчин от женщин отличить не могут. А если те будут нарочно молчать или менять голоса…