Владилен Елеонский - Ван Тхо – сын партизана. Воспоминания морского пехотинца США о вьетнамской войне

Он обернулся.

– Эй, хороший американец, где ты? Осталось немного!

– Я по нужде, подожди минуту!

Лучший способ спрятаться, – замереть под самым носом тех, кто тебя преследует. Шумно пройдя по чаще десяток шагов, я круто изменил направление, следующие двадцать шагов прошел совершенно бесшумно и у самой кромки густых колючек обнаружил то, что нужно, – огромное старое бревно, совершенно трухлявое, однако с хорошо сохранившейся прочной и толстой корой.

Спугнув с насиженного места то ли змею, то ли большую худую ящерицу, в полумраке под сенью густой листвы было не разобрать, да и не до того было, я без труда влез в довольно просторное нутро и затаился. Отсюда мне был хорошо виден мой юный партизан, он вернулся к тому месту, где потерял меня и теперь озирался по сторонам.

Ждать пришлось недолго. Буквально через минуту на фоне густых зарослей проступили миниатюрные, но довольно грозные мужские тени, они попали в луч, проникший сквозь листья, и я увидел, что бойцы вооружены до зубов и превосходно экипированы.

Один из них, стройный, подвижный, без советской армейской панамы, какие были на головах его спутников, и с заметной издалека прядью седых волос на черной как смоль аккуратно подстриженной шевелюре кинулся к моему провожатому. Его товарищи хищно повели в стороны автоматами Калашникова, выискивая цель. Я хорошо видел их сквозь овальный проем в своем укрытии, а они меня не могли видеть, потому что свет не проникал внутрь полого ствола.

Вьетконговец с проседью, кажется, был старшим. Он разрезал советским штык-ножом путы, стягивавшие кисти мальчика, и со слезами на глазах прижал его лицо к своей узкой как у подростка груди. Он что-то нежно говорил ему, а мальчик вначале кивал, а затем резко вскинул голову и кивнул в ту сторону, куда я ушел якобы по нужде.

Вьетконговец коротко махнул рукой, и его бойцы полупрозрачными тенями бесшумно двинулись в указанном направлении. Вслед за ними осторожно двинулись командир и, как я понял, его сын, настолько тепло он относился к этому вихрастому сметливому мальчугану.

Оставив винтовку, я тихонько выбрался из своего убежища и кошкой взобрался на дерево, то самое, с которого мой юный партизан застрелил из винтовки нашего радиста. Вряд ли они догадаются, что я прячусь там, откуда только что спустился их мальчик.

Каким наивным я был! Не прошло и пяти минут, как на дерево стал взбираться угрюмый вьетконговец с широким приплюснутым носом, и мне пришлось метнуть в него нож. Только сейчас, обозревая местность с высоты, я заметил, что окрестности разрушенного храма буквально кишат партизанами! Пробиваться с боем было равносильно самоубийству. У меня оставался только один путь – разрушенный храм.

Спустившись с дерева, я выдернул свой армейский нож из горла вьетконговца и, прикрываясь зарослями колючек, кинулся ко входу в подземелье, однако меня заметили и стали стрелять. Теперь действие напоминало охоту на загнанного кабана. Одна из пуль задела мне плечо прежде, чем я успел нырнуть в подземелье, но рана оказалась неопасной.

Я хорошо помнил, что помимо того тоннеля, где погибли мои товарищи, был еще один очень низкий и узкий похожий на коллектор коридор, он уходил в противоположном направлении. Интересно, куда он вел?

Без труда найдя его, я, пригибаясь, потому что своды стали резко понижаться, побежал в темноту, и бежал довольно долго. В конце концов, я оказался в круглом словно огромная бочка и низком помещении, посередине которого, как показала зажженная мною спичка, когда-то было что-то вроде бассейна или отстойника, а теперь этот бывший бассейн завалило обломками каменных плит.

Простукивание ничего не дало, стук везде был глухим, и это не предвещало ничего хорошего. Я оказался в западне. Давила на голову не только близость врагов, но также ужасная духота. В этом закутке в буквальном смысле было практически нечем дышать.

Послышался грохот каблуков, он гулким эхом разносился по подземелью. Затем раздались мяукающие голоса моих преследователей, тонкие лучики карманных фонариков взрезали темноту и стали метаться по шершавым каменным сводам тоннеля. Враги приближались.

Я сел на какой-то обломок и вытер ладонью противный липкий пот со лба. Теперь мне оставалось как можно дороже продать свою жизнь. Для этого я специально хранил в своем ранце мину типа Claymore, она позволяла устроить направленный взрыв. Специалисты-взрывотехники знают, что это такое. Если говорить коротко, обычная взрывная волна расходится в разные стороны, а при направленном взрыве она бьет в заданном направлении. Я намеревался использовать Claymore, и пусть теперь кому-нибудь повезет!

Когда луч вражеского фонаря ударил мне прямо в лицо, я нажал на кнопку. Рвануло так, что подземелье содрогнулось, и я мгновенно потерял сознание.

Сколько времени я пребывал в забытьи, не могу сказать. Очнулся от лучика света, который падал сверху прямо мне на глаза.

Придя в себя, я обнаружил, что мои уши покрыла короста запекшейся крови, мои враги завалены в коридоре обвалившимся каменным сводом, а над моей головой камни осыпались и образовалась щель. Не знаю, каким чудом, ободрав все плечи и искромсав в кровь все ногти на руках, мне все-таки удалось выбраться наружу и вдохнуть полной грудью живительный свежий воздух.

Осмотревшись, я с удивлением обнаружил, что развалины храма остались далеко в стороне. С того места, где я очутился, даже высокая колокольная не была видна, а передо мной раскинулось узкое длинное озеро, которое на наших армейских картах почему-то обозначалось как непроходимое болото.

Времени, оказывается, прошло не так много, как я предполагал, солнце поднялось еще совсем невысоко, и по контрастным оттенкам теней мне не составило особого труда различить затаившиеся в засаде партизанские дозоры, причем каждый состоял из двух бойцов. Один дозор, как я сразу заметил, прятался под банановыми листьями, но плохо походил на гроздья бананов, другой двумя ящерицами прижимался к узловатым корневищам деревьев, но характерные высокие мушки автоматов Калашникова выдавали, третий не очень удачно изображал из себя пару мохнатых кочек. Судя по всему, они еще не знают, что произошло, и ждут меня с другой стороны, однако в любую секунду ситуация может круто измениться.

Держась тени зарослей, я выбрался на пологий песчаный пляж. У меня оставался единственный путь для отступления – безмятежная гладь озера, однако просто взять и пуститься вплавь было рискованно, меня могли заметить, а превращаться в буек в тире, оборудованном для стрельбы по водным мишеням, мне, естественно, не очень хотелось.

Пройдя сотню шагов у самой кромки воды, я заметил массивный кусок сухого суковатого ствола, его вынесло на песок, и тихие озерные волны лениво ворочали его с боку на бок. Длиной он был футов семь, и это меня вполне устраивало.