Джек Лондон - Тысяча дюжин - английский и русский параллельные тексты

Все его расчеты рухнули, и он уже собирался высчитывать все сначала, как вдруг ему пришло в голову взвесить яйца помельче. "For whether they be large or small, a dozen eggs is a dozen eggs," he observed sagely to himself; and a dozen small ones he found to weigh but a pound and a quarter. "Крупные они или мелкие, а дюжина есть дюжина", - весьма здраво заметил он про себя и, прикинув на весах дюжину мелких яиц, нашел, что они весят фунт с четвертью. Thereat the city of San Francisco was overrun by anxious-eyed emissaries, and commission houses and dairy associations were startled by a sudden demand for eggs running not more than twenty ounces to the dozen. Вскоре по городу Сан-Франциско забегали озабоченные посыльные, и комиссионные конторы были удивлены неожиданным спросом на яйца весом не более двадцати унций дюжина. Rasmunsen mortgaged the little cottage for a thousand dollars, arranged for his wife to make a prolonged stay among her own people, threw up his job, and started North. Расмунсен заложил свой маленький коттедж за тысячу долларов, отправил жену гостить к ее родным, бросил работу и уехал на Север. To keep within his schedule he compromised on a second-class passage, which, because of the rush, was worse than steerage; and in the late summer, a pale and wabbly man, he disembarked with his eggs on the Dyea beach. Чтобы не выходить из сметы, он решился на компромисс и взял билет во втором классе, где из-за наплыва пассажиров было хуже, чем на палубе, и поздним летом, бледный и ослабевший, высадился со своим грузом в Дайе. But it did not take him long to recover his land legs and appetite. Однако твердость походки и аппетит вернулись к нему в самом скором времени. His first interview with the Chilkoot packers straightened him up and stiffened his backbone. Первый же разговор с индейцами-носильщиками укрепил его физически и закалил морально. Forty cents a pound they demanded for the twenty-eight-mile portage, and while he caught his breath and swallowed, the price went up to forty-three. Они запросили по сорок центов с фунта за переход в двадцать восемь миль, и не успел Расмунсен перевести дух от изумления, как цена дошла до сорока трех. Fifteen husky Indians put the straps on his packs at forty-five, but took them off at an offer of forty-seven from a Skaguay Croesus in dirty shirt and ragged overalls who had lost his horses on the White Pass trail and was now making a last desperate drive at the country by way of Chilkoot. Наконец пятнадцать дюжих индейцев, сговорившись по сорок пять центов, стянули ремнями его тюки, но тут же снова развязали их, потому что какой-то крез из Скагуэя в грязной рубахе и рваных штанах, который загнал своих лошадей на Белом перевале и теперь делал последнюю попытку добраться до Доусона через Чилкут, предложил им по сорок семь.

But Rasmunsen was clean grit, and at fifty cents found takers, who, two days later, set his eggs down intact at Linderman.	Но Расмунсен проявил выдержку и за пятьдесят центов нашел носильщиков, которые двумя днями позже доставили его товар в целости и сохранности к озеру Линдерман.
But fifty cents a pound is a thousand dollars a ton, and his fifteen hundred pounds had exhausted his emergency fund and left him stranded at the Tantalus point where each day he saw the fresh-whipsawed boats departing for Dawson.	Однако пятьдесят центов за фунт - это тысяча долларов за тонну, и после того как полторы тысячи фунтов съели весь его запасный фонд, он долго сидел на мысу Тантала, день за днем глядя, как свежевыстроганные лодки одна за другой отправляются в Доусон.
Further, a great anxiety brooded over the camp where the boats were built.	Надо сказать, что весь лагерь, где строились лодки, был охвачен тревогой.
Men worked frantically, early and late, at the height of their endurance, caulking, nailing, and pitching in a frenzy of haste for which adequate explanation was not far to seek.	Люди работали как бешеные, с утра до ночи, напрягая все силы, - конопатили, смолили, сколачивали в лихорадочной спешке, которая объяснялась очень просто.
Each day the snow-line crept farther down the bleak, rock-shouldered peaks, and gale followed gale, with sleet and slush and snow, and in the eddies and quiet places young ice formed and thickened through the fleeting hours.	С каждым днем снеговая линия спускалась все ниже и ниже с оголенных вершин, ветер налетал порывами, неся с собой то изморозь, то мокрый, то сухой снег, а в тихих заводях и у берегов нарастал молодой лед и с каждым часом становился все толще.
And each morn, toil-stiffened men turned wan faces across the lake to see if the freeze-up had come.	Каждое утро измученные работой люди смотрели на озеро, не начался ли ледостав.
For the freeze-up heralded the death of their hope-the hope that they would be floating down the swift river ere navigation closed on the chain of lakes.	Ибо ледостав означал бы, что надеяться больше не на что, - а они надеялись, что, когда на озерах закроется навигация, они уже будут плыть вниз по быстрой реке.
To harrow Rasmunsen's soul further, he discovered three competitors in the egg business.	Душа Расмунсена терзалась тем сильнее, что он обнаружил трех конкурентов по яичной части.
It was true that one, a little German, had gone broke and was himself forlornly back-tripping the last pack of the portage; but the other two had boats nearly completed, and were daily supplicating the god of merchants and traders to stay the iron hand of winter for just another day.	Правда, один из них, коротенький немец, уже разорился вчистую и, ни на что больше не рассчитывая, сам тащил обратно последние тюки товара; зато у двух других лодки были почти готовы, и они ежедневно молили бога торговли и коммерции задержать еще хоть на день железную руку зимы.
But the iron hand closed down over the land.	Но эта железная рука уже сдавила страну.
Men were being frozen in the blizzard which swept Chilkoot, and Rasmunsen frosted his toes ere he was aware.	Снежная пурга заносила Чилкут, люди замерзали насмерть, и Расмунсен не заметил, как отморозил себе пальцы на ногах.
He found a chance to go passenger with his freight in a boat just shoving off through the rubble, but two hundred hard cash, was required, and he had no money.	Подвернулся было случай устроиться пассажиром в лодке, которая, шурша галькой, как раз отчаливала от берега, но надо было дать двести долларов наличными, а денег у него не осталось.

"Ay tank you yust wait one leedle w'ile," said the Swedish boat-builder, who had struck his Klondike right there and was wise enough to know it-"one leedle w'ile und I make you a tam fine skiff boat, sure Pete."	- Я так думаль, вы погодить немножко, - говорил ему лодочник-швед, который именно здесь нашел свой Клондайк и оказался достаточно умен, чтобы понять это, - совсем немножко погодить, и я вам сделай очень хороший лодка, верный слово.
With this unpledged word to go on, Rasmunsen hit the back trail to Crater Lake, where he fell in with two press correspondents whose tangled baggage was strewn from Stone House, over across the Pass, and as far as Happy Camp.	Положившись на это слово, Расмунсен вернулся к озеру Кратер и там повстречал двух газетных корреспондентов, багаж которых был рассыпан по всему перевалу, от Каменного Дома до Счастливого лагеря.
"Yes," he said with consequence.	- Да, - сказал он значительно.
"I've a thousand dozen eggs at Linderman, and my boat's just about got the last seam caulked.	- У меня тысяча дюжин яиц уже доставлена к озеру Линдерман, а сейчас там кончают конопатить для меня лодку.
Consider myself in luck to get it.	И я считаю, что это еще счастье.
Boats are at a premium, you know, and none to be had."	Сами знаете, лодки нынче нарасхват, их ни за какие деньги не достанешь.
Whereupon and almost with bodily violence the correspondents clamoured to go with him, fluttered greenbacks before his eyes, and spilled yellow twenties from hand to hand.	Корреспонденты с криком и чуть ли не с дракой стали навязываться Расмунсену в попутчики, махали у него перед носом долларовыми бумажками и совали в руки золотые.
He could not hear of it, but they over-persuaded him, and he reluctantly consented to take them at three hundred apiece.	Он не желал ничего слушать, однако в конце концов поддался на уговоры и нехотя согласился взять корреспондентов с собой за триста долларов с каждого.
Also they pressed upon him the passage money in advance.	Деньги они ему заплатили вперед.
And while they wrote to their respective journals concerning the Good Samaritan with the thousand dozen eggs, the Good Samaritan was hurrying back to the Swede at Linderman.	И покуда оба строчили в свои газеты сообщения о добром самаритянине, везущем тысячу дюжин яиц, этот добрый самаритянин уже торопился к шведу на озеро Линдерман.
"Here, you!	- Эй, вы!
Gimme that boat!" was his salutation, his hand jingling the correspondents' gold pieces and his eyes hungrily bent upon the finished craft.	Давайте-ка сюда эту лодку, - приветствовал он шведа, позвякивая корреспондентскими золотыми и жадно оглядывая готовое суденышко.
The Swede regarded him stolidly and shook his head.	Швед флегматично смотрел на него, качал головой.
"How much is the other fellow paying?	- Сколько вам за него должны уплатить?
Three hundred?	Триста?
Well, here's four.	Ладно, вот вам четыреста.
Take it."	Берите.
He tried to press it upon him, but the man backed away.	Он совал деньги шведу, но тот только пятился от него.
"Ay tank not.	- Я думаль, нет.
Ay say him get der skiff boat.	Я говориль ему, лодка готовый, можно брать.

Читать дальше