Гомер - Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Уж давно с ним в троянской земле договор заключив,

Выдавать за него, – и теперь боги их сочетали;

Молодую невесту, ей дав колесниц и коней,

К мирмидонцам, где царствует светлый жених, снаряжали.

В Спарте дочку Алектора выбрал невесткой своей, {10}

Сыну, крепкому силой, прижитому с девой рабыней

В поздний час, Мегапенту. Елене не стали детей,

Боги с пор даровать, как родилась, подобна богине

Афродите прекрасной, златой, Гермиона, их дочь.

Так пируя в богато украшенных царских гостиных, {15}

И родня, и друзья Менелая гуляя всю ночь,

Веселились тогда; под формингу певец вдохновенный

Песни пел перед ними, и два скомороха, точь-в-точь

Соглашая с формингой прыжки, посреди их вертелись.

Телемах благородный, и Нестора славный сам сын, {20}

Прибыв к царскому дому, на двор из коляски хотели

Выйти; встретил их прежде других Этеон. Он один

Спутник верный царя Менелая, великого свата,

С вестью этой по дому пошёл, чтоб узнал господин.

Близ к нему подошедши, он бросил и слово крылато: {25}

«Менелай, благородный питомец богов, гостя два,

Иноземца, из племени Дия, детьми что богато.

Что прикажешь? Распрячь ли их быстрых коней? Отказать

Им, чтоб те у других для себя угощенья искали?»

Отвечал Менелай русокудрый, прогневан сперва: {30}

«Этеон Боэфид, ты всегда малоумен едва ли

Был, теперь же бессмысленный вздор говоришь, как малыш;

Сами мы, испытав гостелюбие в странствии дальнем,

Напоследок покоимся дома, и Зевс дарит тишь,

Нашим бедам конец. Отпрягайте коней их; героев {35}

Странных двух на семейственный пир наш сейчас пригласишь», —

Так сказал. Убежал тот из зала скорей, за собою

Зовёт многих из царских проворных рабов, повелев

Упряжь с быстрых коней, орошённую потом, пристроить,

К яслям в царской конюшне голодных коней ставить в хлев; {40}

В ясли полбы насыпать, замешанной с ячменем белым;

И к сверкавшей стене колесницу потом опереть.

Гости были в божественный дом введены; очумели

Дому милого богу царя-базилевса. Все дни

Лучезарно, как на небе светлое Солнце, иль месяц, {45}

Было в доме царя Менелая, чья слава звенит.

И глаза, наконец, удовольствовав сладостным зреньем,

Стали в гладких купальнях водой омываться они;

Омывали, натёрли рабыни их чистым елеем,

В тонких платьях, облекшись в косматые мантии, тут {50}

С Менелаем Атридом на пышные кресла воссели.

Поднесла на лохани серебряной, рук сполоснуть

Им студёной воды золотой рукомойник рабыня;

И потом пододвинула стол; на него всё кладут, —

Домовитая ключница с разным съестным, из корзины {55}

Выдаёт им охотно; на блюдах, подняв высоко,

Мяса разного кравчий принёс, и его предложил им,

Золотые на пышном столе кубки ставил легко.

Поприветствовав кубком, сам русый сказал Менелай им:

«Пищи кушайте нашей, друзья, на здоровье; едой {60}

Утолите вы голод, – спрошу я, – какого вы края?

Не увяла, я вижу, порода родителей в вас;

Базилевсов вы дети, какие от бога бывают,

Скипетр держат, подобные вам, а не черни подчас».

Тут им подал бычатины жареной кус, из почётной {65}

Своей доли большой отделивши рукою им часть.

Протянули они руки к свадебной пище охотно;

Утолили и голод роскошной едой, и питьём.

К Несториду склонившись чуть, чтоб не подслушали только

Речь его, прошептал Телемах осторожно: «Вот дом! {70}

Несторид, мой возлюбленный друг, посмотри, благородный,

Видишь, много здесь стали сверкающей в стенах кругом;

Блещет златом, сребром, янтарём и слоновою костью;

Зевс один на Олимпе имеет такое в домах;

Вот богатство! Как много всего! Изумилась природа!» {75}

Менелай русокудрый, услышав тот шёпот в устах,

Обратившись, обоим им бросил крылатое слово:

«Дети, смертным нам с Зевсом нельзя поравняться, на страх

Ведь и дом, и сокровища бога нетленны, и новы;

Люди ж только поспорят богатством и властью со мной, – {80}

Но, стерпевши немало, немало скитавшись, я снова

Много вёз в кораблях, возвратясь на восьмой год домой.

Видел Кипр, посетил финикиян, Египта достигли,

К чёрным шёл эфиопам, сидонян, эрембов знал строй;

Был и в Ливии я, где рогатыми овцы родились, {85}

Ежегодно три раза и козы, и овцы родят;

В той стране и полей господин, и пастух не трудились,

Сыр и мясо, и жирное там молоко все едят;

Круглый год изобильно бывают доимы коровы.

Той порой, как в далёких я землях богатства собрав, {90}

Проходил, мой в отечестве брат от убийцы пал кровью,

Непредвиденно, хитрым предательством женским увит.

С этих пор и мои мне сокровища стали не новы.

Но об этом, конечно, отцы, кто бы ни были вы,

Рассказали… О, горестно было мне зреть истребленье {95}

Дома, светлого прежде, богатого многим. Увы!

Рад остаться я с третью того, чем сейчас я владею;

Жили б люди на свете, которые в Трое большой

Клали жизнь, далеко от Аргейи, коней не жалея.

Часто, их поминая, о них много плача душой, {100}

Я сижу одиноко под кровлей дворцовой; порою

Горем их услаждаю я сердце, забыв той порой

Горе, – явно нас скоро холодная Смерть упокоит.

Сколь ни сетую в сердце своём я, их всех помянув,

Об одном мысль особенно губит мой сон, и расстроит {105}

Аппетит мой, поскольку никто из ахеян, взглянув,

Бед не встретил, как снёс Одиссей; на труды и печали

Он рождён; ну а мне сокрушаться досталось, всплакнув,

Видя, – долго отсутствие длится его; не слыхали, —

Жив он, умер ли; плачет отец безутешный, седой {110}

Только старец Лаэрт, с Пенелопой, с младым Телемахом,

Бывшим только в пелёнках, когда шёл из дому грозой».

Скорбь о милом отце пробудил в сыне он, давши маху.

И катилась с ресницы сыновней слеза за слезой,

Поминая отца; взяв пурпурную мантию, взмахом {115}

Ею слёзы закрыл; видя то, Менелай угадал,

Но, рассудком и сердцем колеблясь, не знал он, от страха, —

Ждать, чтоб сам говорить об отце своём юноша стал,

Иль вопросами выведать всё от него понемногу?

Той порой, как рассудком и сердцем колеблясь, молчал, {120}

Из своих благовонных покоев Елена к порогу

Вышла, словно сама Артемида, чей лук золотой.

Кресло пышной работы Адраста подвинула; в ноги

Положила Алкиппа ей мягкий ковёр шерстяной;

С драгоценной корзиной серебряной Фило приходит, – {125}

Дар Алькандры, супруги Полиба, в египетский зной

В Фивах жившего, – много сокровищ имел в обиходе.

Две литого сребра Менелаю купальни, и к ним

Два треножника дал, злата десять талантов в походе;

И богато Елену Алькандра одарит своим, – {130}

Золотую, с корзиной овальной ту прялку; корзина

Серебра, но края золотые; и это хранив,

Фило ставит, пришедши, к хозяйке поближе придвинув