Гомер - Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Что ушёл он иль в поле к стадам, к свинопасам в село. {640}

Строго так говорил Антиной, сам Евпейтом рождённый:

«Объяви нам по правде, – когда он уехал? Числом

Были люди какие? В Итаке набрал из народа?

Иль наёмники? Или рабы? Как успел сделать так?

И скажи откровенно, чтоб истину ведать свободно, – {645}

Силой взял у тебя он корабль быстроходный, дурак?

Дал его произвольно, как скоро о том попросил он?»

И Фронид Ноемон отвечал очень просто: «Чудак!

Дал я сам произвольно, и всякий другой поступил бы

Так, когда бы к нему подошёл огорчённый такой {650}

С просьбой муж, – ни один бы ему отказать был не в силах.

Люди ж, взятые им молодые, из силы людской

Горожане; и их предводителем был, я заметил,

Ментор, иль кто бессмертный, но видом, как образ живой.

Но я был изумлен несказанно, – сам Ментора встретил {655}

Здесь, вчера, хоть и сел на корабль, в Пилос шедший тогда», —

Так сказал он, – пошёл, чтоб к отцу в дом вернуться при свете.

Сильно двое встревожились, всех призывали сюда;

Бросив игры, сошлись женихи и кругом их сидели.

Обратившись, сказал Антиной Евпейтид злой: «Беда!» – {660}

В гневе, – грудь у него подымалась, черна беспредельно

Злоба, очи его, как огонь пламенеющий жгли:

«Горе нам! Дело страшное сделал, в путь взявшись отдельно,

Телемах; от него ждать подобного мы не могли, —

Вопреки нам, ребёнок отсюда ушел самовольно, {665}

Прочный взявши корабль, и товарищей взяв из земли.

Вот вперёд нам и зло, и беда от него. Но, довольно, —

Пусть погубит сам Зевс его прежде, чем горе придёт!

Мне корабль с двадцатью снарядите гребцами, пусть вольно,

В море здесь устремившись, его на дороге пасёт, – {670}

Меж Итакой и Замом крутым стережёт, чтобы к рыбам

Плавал вслед за отцом, – для него самого то почёт», —

Так сказал, изъявили своё одобренье другие.

Вставши, вместе они в Одиссеев вернулись все дом.

Пенелопа недолго в незнанье осталась о хитром {675}

Женихов заговоре, на жизнь её сына судом;

Ей Медонт, благородный глашатай открыл; недалёко

Был, когда совещались они, проследя за углом.

С вестью горькою он к Пенелопе бежал, одинокий.

Пенелопа спросила, его на пороге встречав: {680}

«Неужель женихами ты буйными прислан жестоко

Объявить, что рабыням царя Одиссея сейчас

Должно, бросив работы, обед им скорей приготовить?

О, когда бы они от меня отступились! Как раз

Это пиршество было б последним в дому, безусловно! {685}

Разорители жадные дома, губящие нас,

Достояние в нём Телемаха, не знали вы словно,

С детских лет от разумных отцов не случалось, хоть раз

Слышать, как Одиссей был в своем обхождении с ними, —

Никому не нанёс он ни словом, ни делом проказ {690}

Здесь, в народе; хотя базилевсам могучим обычно

Тех людей земнородных любить, а других вовсе нет,

От него не видал оскорблений никто неприличных.

Здесь лишь ваше бесстыдство, и буйных поступков лишь след

Виден; быть за добро благодарными вам неуместно». {695}

Свои мысли имея, Медонт ей разумный в ответ:

«О, царица, когда бы лишь в этом, то зло их уместно!

Женихи величайшей бедой, и ужасной грозят

Ныне, – пусть же успеха не даст им Кронид буревестный!

Острой сталью они Телемаха зарезать хотят, {700}

Выждав здесь на обратном пути; о родителе сведать

Плыл он в Пилос божественный, в Лакедемон, царский град», —

Так сказал. Задрожали колена и сердце у бедной, —

Долго, долго была бессловесна она, и слезой

Затуманились очи, и голос не слушался, треснув. {705}

Дух собравши, она, наконец, отвечала: «Постой!

Удалиться, скажи, – что дитя побудило? И нужно ль

Было ввериться так кораблям, что дорогой морской

Быстро носят людей мореходных по влаге жемчужной?

Захотел он, чтоб в людях пропало и имя его?» {710}

Слушав слово её, благородный Медонт: «Мне от мужа

Неизвестно, – внушенью ль он бога поддался того,

В сердце в Пилос замыслив идти, чтобы сведать, – в какую

Землю брошен судьбою родитель, узнать про него», —

Кончив, вестник ушёл через дом Одиссея в людскую. {715}

Горе, сердце губящее, тут её взяло; сидеть

И на стуле она не могла; хоть и много впустую

Было в светлых покоях её, – на пороге скорбеть,

Жалко плача. С рыданием к ней собралися рабыни,

Сколь их ни было в царском жилище, сошлись пожалеть. {720}

И скорбя посреди, Пенелопа сказала о сыне:

«Знайте, милые, – дал мне печаль Олимпиец, послав

Больше всех, современно со мною рождённых доныне;

Ведь погиб мой супруг, одаренный могуществом льва,

Всякой воинской доблестью, в войске данаев начальник; {725}

Преисполнил Элладу и Аргос он славой сперва;

Нынче милый мой сын не со мною; бесславно умчали

Бури быстро его, и о том я не знала. Беда!

О, безумные, как ни одна, ни одна не кричала, —

Нет и в мыслях меня разбудить? А уж знали тогда {730}

Вы, что он собрался в корабле удалиться по морю.

Для чего не сказал мне никто, что собрался туда!

Ведь, тогда б, отложивши отъезд, он остался со мною,

Иль сама б я осталась здесь мёртвою, в этом жилье.

Позовите скорее ко мне старика Долиона, – {735}

Верный друг он; в приданое дан мне отцом, и в селе

Бдит за садом моим плодоносным. К Лаэрту не медля

Должен выйти он, сев близ него, о случившемся зле

Старцу молвить; а тот, все разумно обдумав, последним

Сам предстанет народу, который допустит губить {740}

Внука нам, – Одиссея он богу подобный наследник».

Евриклея, усердная мамка к царице спешит:

«Нимфа милая, бить ли меня беспощадною сталью

Повелишь, иль помилуешь, я всё открою, так быть.

Ведь известно мне всё; по его повеленью давала {745}

Хлеб, вино на дорогу; с меня же великий обет

Взял, – молчать до двенадцати дней, иль спросить ты желала

Где сама, иль другой кто его не откроет отъезд.

Цвет лица твоего, он боялся, от плача поникнет.

Ты же лучше, омывшись и чистое платье одев, {750}

И с рабынями в верхний покой свой пойди, и молитву

Сотвори перед дочерью Дия, Афиной родной;

Ею, право, он будет спасён и от Смерти безликой.

Не печаль старика, уж печального; боги спиной,

Знаю я, не совсем отвратились ещё от потомков {755}

Аркисида; и род их всегда обладатель живой

Дома царского, нив и полей плодоносных широких», —

Так старушка сказала; утихла печаль; истекли

Слёзы горя. Омывшись, и платьем одевшись, до срока

Пенелопа с рабынями в верхний покой свой пошли. {760}

Чашу взяв с ячменем, так она возгласила к Афине:

«Непорочная дочь Дия, о, Атритона, внемли, —

Ведь когда Одиссей хитроумный в сём доме, завидно

Бедра тучных быков и овечек сжигал пред тобой, —

Вспомни это теперь, и спаси же мне милого сына, {765}

Козни ты женихов злонамеренных ныне раскрой», —