Марк Цицерон - Об ораторе

65.(261) Комизм возникает также из речи иносказательной или при переносном или при ироническом употреблении слов. Из иносказания — как некогда Руска, внося законопроект о возрастном цензе, отвечал своему противнику Марку Сервилию. Тот спросил: «Скажи мне, Марк Пинарий, неужели, если я буду тебе возражать, ты станешь ругать меня так же, как ругал других?» — «Что посеял, то и пожнешь», — сказал Руска. (262) Из переносного значения — как то, что сказал славный Сципион Старший коринфянам, обещавшим поставить ему статую рядом со статуями других полководцев: «Я не охотник до конного строя [398] До конного строя — н амек на то, что греки воздвигали статуи своим благодетелям без всякого разбора, и это уже трудно было считать честью. ». А ироническое употребление слов видно из того, что сказал Красс, защищая Акулеона [399] Дело Акулеона, друга Красса, разбиралось в 97 г. перед судьей Марком Перперной. Против Акулеона и за Гратидиана выступал Луций Элий Ламия, известный урод; когда он стал невыносимо перебивать Красса, тот сказал: «Послушаем этого красавчика». Все засмеялись, а Ламия сказал: «Я не отвечаю за свою наружность, я отвечаю за свой ум». На что Красс заметил: «Так послушаем же этого краснобая» — и все еще сильнее засмеялись.

(263) Наконец, отменным украшением речи бывают словесные противоположения, которые всегда приятны, а часто даже и в серьезных и в шутливых высказываниях (ведь я уже говорил, что у серьезного и смешного законы разные, но истоки одни и те же). Так, когда известный Сервий Гальба предложил народному трибуну Луцию Скрибонию в судьи своих друзей, а Либон сказал ему: «Когда же ты, Гальба, выйдешь из своей столовой [400] Выйдешь из своей столовой, т. е. перестанешь перечислять своих собутыльников. Ответчик мог предложить суду нескольких человек из числа присяжных по своему выбору, а тот принимал или отвергал предложенных. ?» — он ответил: «Сейчас же, как ты из чужой спальни». Немногим отличается и то, что сказал Главкия Метеллу: «Дача у тебя в Тибуре, скотный двор [401] Скотный двор — м есто сходок аристократической партии, ненавистной Главкии. на Палатине».

Ну, мне кажется, я довольно сказал об остротах, обыгрывающих слова. Острот, обыгрывающих предметы, больше, и, как я говорил, смеются им тоже больше. Здесь приходится рассказывать забавные истории, а это нелегко: надо, чтобы все было представлено наглядно, чтобы все казалось правдоподобным, как водится в рассказе, и в то же время было легкомысленным, вызывая смех. Кратчайшим примером этого может послужить приведенный мной выше [402] Приведенный выше — § 240. рассказ Красса о Меммии. (265) К этому же роду надо отнести притчи; кое–что берется даже из истории, например, когда Секст Титий сравнил себя с Кассандрой [403] Сравнил себя с Кассандрой — и бо никто не верил его пророчествам о судьбе родины. , Антоний сказал: «Многих я могу назвать твоих Оилеевых Аяксов [404] Оилеевых Аяксов — т . е. тех, кто лишал его чести. ».

Комизм предметов выявляется также и уподоблением с помощью сравнения или прямого изображения. К сопоставлению прибег некогда Галл, выступая свидетелем против Пизона [405] Процесс Пизона ближе неизвестен; по–видимому, он обвинялся в том, что, будучи наместником в какой–то провинции, он позволил непомерно нажиться своему подчиненному Магию. и утверждая, что тот давал уйму денег префекту Магию. Скавр возражал, указывая на бедность Магия. «Да нет, Скавр, — сказал на это Галл, — я ведь не говорю, что Магий приберег эти деньги; просто он, как голыш, рвущий орехи, унес их в брюхе». Точно так же старый Марк Цицерон [406] Марк Цицерон — д ед оратора, строгостью взглядов напоминавший Катона. , отец превосходного мужа, нашего друга, сказал, что наши современники подобны выставленным на продажу сирийцам: «кто лучше всех знает по–гречески, тот и есть величайший негодяй». (266) Изображение каких–нибудь уродств или телесных недостатков путем уподобления их чему–нибудь еще более отвратительному [407] Путем уподобления … отвратительному — Х арнекер, вряд ли основательно, считает эти слова глоссой. также вызывает бурный смех. Так я однажды сказал Гельвию Манцию: «Вот я покажу, каков ты!» — и на его «Ну–ка, покажи!» — я указал пальцем на галла, нарисованного на кимбрском щите [408] Кимврские щиты — т рофеи недавней победы Мария над кимврами (в 101 г.); собственно, кимвры были германцами, но римляне путали их с галлами. Мария у Новых лавок [409] Новые лавки — н а северной стороне форума, в отличие от «старых лавок» на южной стороне. , скрюченного, с высунутым языком, с отвислыми щеками. Поднялся смех; сходство с Манцием было прямо невиданное. Или вот словцо о Тите Пинарии, который, когда говорит, кривит подбородок: «Коль ты вздумал говорить, разгрызи уж сначала свой орешек».

(267) Сюда относится и всякое преуменьшение или преувеличение предметов, возбуждающее изумление и восторг, — вот как ты, Красс, сказал в одной речи перед народом: «Настолько велик кажется самому себе Меммий, что, сходя на площадь, наклоняет голову, чтобы пройти под Фабиевой аркой [410] Фабиева арка — н а форуме, близ «царской курии» (здания сената), была воздвигнута Фабием Аллоброгиком, консулом 121 г., победителем галлов. ». В этом же роде Сципион, говорят, выразился, побранившись с Гаем Метеллом [411] Гай Метелл, будущий консул 113 г. был четвертым (и, по мнению Сципиона, самым бездарным) сыном своего отца. под Нуманцией: «Если твоя мать родит в пятый раз, она родит осла!»

(268) Метким бывает также и намек, когда какая–нибудь мелочь, подчас одно лишь слово, разом раскрывает что–нибудь темное и тайное. Так, когда Публий Корнелий, считавшийся человеком жадным и вороватым, однако же храбрецом и хорошим полководцем, благодарил Гая Фабриция за то, что тот, его враг, выдвинул его в консулы, да еще во время большой и тяжелой войны, Фабриций сказал: «Нечего тебе меня благодарить, просто я предпочел быть ограбленным, чем проданным в рабство». А вот как ответил Африкан Азеллу, осуждавшему его за несчастливое завершение цензорского пятилетия [412] Цензорское пятилетие — п ромежуток от переписи до переписи, завершаемый жертвоприношением быка, овцы и свиньи во имя благополучия и процветания римского народа. Сципион и Муммий были цензорами в 142 г. и соперничали между собой: так, Сципион разжаловал Азелла из сенаторского сословия в эрарии (так назывались зажиточные плебеи), а Муммий вернул ему прежнее достоинство. Что имел в виду Азелл под «несчастливым завершением» пятилетия, неясно: может быть, то, что Сципион впервые изменил форму цензорской молитвы при жертвоприношении и вместо «чтобы боги сделали державу римского народа больше и сильнее» произнес «чтобы сохранили ее невредимой, ибо она уже достаточно велика и сильна» (Валерий Максим, VI, 1, 10). Последние слова параграфа — глосса. : «Нечему тут удивляться, ведь завершил ценз и принес в жертву быка тот, кто возвысил тебя из эрариев». Так велико было подозрение, что Муммий навлек на государство гнев богов тем, что снял бесчестие с Азелла.