Ёсида Кэнко-хоси - Записки на досуге

Даже человек нечувствительный временами скажет меткое слово. Как-то раз один воин, вида свирепого и страшного, спросил своего товарища: «Есть ли у тебя дети?» Тот ответил: «Нет ни одного». Тогда первый воин произнёс: «В таком случае, ты ничего не понимаешь и нет в тебе человеческих чувств. Это ужасно. Ведь именно благодаря детям чувствуем мы красоту жизни».

Верно сказал воин. О каком человеколюбии может идти речь, если не вступил ты на путь семейной любви? Даже тот человек, который не исполнял сыновнего долга, поймёт своих родителей, когда обзаведётся детьми. Для человека, который отринул этот мир и отвязался от него, непростительно относиться с пренебрежением к тем, кто отягощён земным, лестью и желаниями многими. Прочувствуй сердце такое — и поймёшь, что ради любви к родителям и детям человек забывает про стыд и способен стать вором. Чем считать такого человека преступником, лучше устроить так, чтобы в этом мире не стало голода и холода. Если нет у человека достатка, сердце его недостаточно, и тогда при нужде он возьмёт чужое. Если не управлять как надо, людей будут мучить холод и глад и преступников не извести. Заставлять страдать и понуждать преступать закон, а потом наказывать — разве это дело?

Как сделать людям доброе? Если правители откажутся от роскоши и расточительности, если станут народ ласкать, а землепашеству способствовать, будет в этом для низов несомненный прок. Тот, у кого всегда есть одежда с едой, а он всё равно живёт воровски, вот тот и есть настоящий преступник.

Когда слышу о том, что человек встретил свой последний час с достоинством, мне представляется, что он отошёл мирно и спокойно. Однако глупцы любят с восторгом порассказать про разные диковинки и чудеса, про то, что покойник сказал, как он себя вёл — и всё это в соответствии со своими пристрастиями, но что совсем не сообразуется с тем, каким этот человек был на самом деле. Ни праведник, ни высокоученый муж судить покойного не могут. Каков он был, решать не людям.

Однажды святой Мёэ из храма Тоганоо шёл своей дорогой и увидел, как некий человек мыл своего коня. Он говорил коню: «Будь спокоен, будь спокоен!» Остановился святой и сказал: «Вот чудеса! Видно, велики были дела твои в прошлых жизнях! Ведь ты читаешь коню молитву Будды спокойствия! А кому принадлежит сей досточтимый конь? Я так понимаю, что человеку знатному?» — «Да, моего хозяина высокоблагородием кличут». — «Дивлюсь я! Ведь это „благородный Будда спокойствия“ получается! Радостно! Как удалось тебе так к Будде приблизиться?» Сказав так, святой от умиления аж прослезился.

Хата-но Сигэми состоял в охране государя. Как-то раз он сказал относительно Симоцукэ, соблюдавшего обеты Будды под именем Синган, который служил охранником у отрёкшегося государя: «Явлены мне знаки, что он когда-нибудь свалится с лошади. Надо ему быть поосторожнее». Никто предупреждению не внял, но Симоцукэ всё-таки с коня свалился и убился до смерти. Тогда люди стали говорить о Сигэми как об искуснике, который знает волю богов.

Когда же Сигэми спросили, как удалось ему узнать судьбу несчастного, он отвечал: «Как-как? Да у него задница была вроде персика — в седле не усидишь, а лошадей при этом он любил норовистых. Чем тебе не знак судьбы? А вообще-то я никогда промашки не даю».

Настоятель Мэйун как-то спросил у прорицателя: «Следует ли мне опасаться смерти от оружия?» Тот ответил: «Да, такой знак явлен». — «И что же это за знак?» — «На твоём лице ничего такого не написано, но вопрос ты всё-таки задал. А это уже нехорошо».

Мэйун и вправду принял смерть от стрелы.

Люди стали поговаривать о том, что шрамы от лечения прижиганием являются знаком нечистого и могут послужить препятствием для служения богам. Странно — ведь в прежних установлениях ничего такого не говорится.

Когда человеку больше сорока и ему делают прижигания, но под коленкой не делают, у него может закружиться голова. Никогда не забывайте про коленку!

Панты оленя нюхать не след! Там водятся маленькие червячки. Вползая в ноздри, они добираются до мозга и пожирают его.

Человек, задумавший овладеть каким-нибудь умением, склонен повторять: «Пока не достигну совершенства, не стану понапрасну открываться людям. А вот когда выучусь как следует, тогда и предстану перед ними и удивлю их». Так вот, скажу: такому человеку искусником не стать. Пока неумел, но пребываешь среди людей умелых, да не смутят тебя ни брань, ни насмешка — всё преодолеешь, а если одушевлён своим делом, пусть даже нет в тебе природного дара, с пути не собьёшься, годы учения проведёшь с толком и станешь искуснее того, кто одарён с рождения, но желанием не горит. И станешь тогда мастером, люди признают тебя и не будет тебе равного.

Люди, славные в Поднебесной своей искусностью, были когда-то неумелы, изъянов имели немало. Но путь их был прям, основы крепки, они делали дело не по своему хотению — вот и стали они прославленными учителями и наставниками. То, что сказал, ко всякому умению относится.

Кто-то сказал: если не стал мастером к пятидесяти годам, брось своё дело. Времени, чтобы учиться с усердием, уже не осталось. Над стариком люди уже не потешаются. Быть на людях — уже не к лицу, неприглядно. Уж лучше забросить все дела, обрести праздность и покой. Глупо прожить всю жизнь, завися от других. Если хочешь что-то узнать — учись, но, познав основы, в подробности не входи. А лучше всего распрощаться с упованиями с самого начала.

Святой Дзёнэн из храма Сайдайдзи был согбенным старцем, брови у него поседели, вид он являл весьма почтенный. После того как он посетил государев дворец, министр внутренних дел Сайондзи Санэхира почтительно произнёс: «Какой у него благородный вид!» На что Хино Сукэтомо заметил: «Старикашка он и есть старикашка». Через несколько дней Сукэтомо явился вместе со слугой, который тащил за собой старого, худющего, обросшего пса. Зайдя в присутствие, Сукэтомо воскликнул: «Какой у этой собаки благородный вид!»

Когда арестовали соблюдавшего заповеди Будды старшего государственного советника Фудзивара Тамэканэ, воины повели его в сыскное отделение в Рокухара. На улице Итидзё его увидел Хино Сукэтомо. Он воскликнул: «Завидую! Хотел бы и я кончить свою жизнь так же!»

Как-то раз Хино Сукэтомо зашёл в храм Тодзи, чтобы переждать дождь. Там он увидел множество калек: руки-ноги скрючены, вывернуты… Сукэтомо это необычайное зрелище поначалу очень пришлось по душе — ведь каждый нищий был хорош по-своему. Понаблюдав за калеками какое-то время, он, однако, переменил своё мнение и решил, что выглядят эти люди чудовищно и ужасно. «Вещи простые и без затей — вот что лучше всего», — подумал он. Вернувшись домой, Сукэтомо бросил взгляд на горшки, в которых красовались деревца с изогнутыми стволами — его последнее увлечение. И тогда он заключил, что любить этих уродцев — всё равно что калеками восхищаться. Весь его пыл пропал, все деревца он вырвал с корнем и выбросил прочь. И был прав.