Фернандо де Рохас - Селестина

О сеньора и жизнь моя! Я не хотел оскорбить тебя в разлуке! Можно подумать, будто я мало ценю твой дар! Прочь, грустные мысли, прости, печаль! О, несравненное счастье! О, неутолимый восторг! Что я могу еще просить у бога в награду за мои ничтожные заслуги в этой жизни сверх полученного дара? Разве этого мало? Платить не­благодарностью за подобное блаженство — безумно. Я не хочу из-за огорчений лишиться рассудка и, обезумев, низ­вергнуться с высоты моего счастья. Не нужно мне ни­чего— ни почестей, ни славы, ни богатства, ни отца, ни матери, ни родных, ни близких — только Мелибею. День буду проводить у себя в комнате, а ночь в этом сладостном раю, в саду блаженства, среди нежных цветов и зелени. О ночь моей отрады, когда б я мог вернуть тебя! О луче­зарный Феб, ускорь свой привычный бег! О прекрасные звезды, покажитесь ранее положенного часа! О медли­тельные стрелки часов! О, если бы и вас пожирало любов­ное пламя! Если бы вас ожидало в полночь то, что ждет меня, не стали бы вы подчиняться воле создавшего вас мастера. А вы, далекие зимние месяцы, явитесь, принесите с собою долгие ночи вместо докучливых дней! Словно це­лый год прошел с тех пор, как я видел ее, мое утешение и нежную усладу тревог моих. Но о чем молю я? Чего тре­бую, нетерпеливый безумец? Того, чего не было, таких чу­дес и быть не может! Естественный бег природы не пре­вратится в хаос, все имеет свой путь, свой час жизни и смерти, свой предел — таинственный ход планет и поляр­ной звезды на небосводе, рост и ущерб луны. Одна узда сдерживает все, одни шпоры все подгоняют — небо, землю, море, огонь, ветер, жар и холод. Что пользы в том, если наступит полночь на земных часах, когда она не наступит на часах небесных? Хоть рано встанешь, рассвета не ускоришь.

Но ты, сладостное воображение, ты властно помочь мне. Верни моим мечтам этот ангельский лучезарный образ, верни моему слуху чарующий звук ее речей, ее бес­хитростные уловки. «Ах, отойди, господин мой, не прика­сайся ко мне», «О, не будь так неучтив», — произносили ее алые уста. «Не погуби меня!» — шептала она то и дело, обнимая меня, отталкивая и привлекая, убегая и возвра­щаясь. О, сладкие поцелуи, прощальные слова при расста­вании! С какой мукой они вырвались из ее уст! С какой неохотой! Какие слезы, подобно каплям росы, катились из светлых, сияющих ее очей!

С о с и й. Ну, Тристан, как тебе нравится Калисто? Как долго он спит! Вот уже четыре часа пополудни, а он еще не звал нас и ничего не ел!

Т р и с т а н. Молчи, сон не любит спешки. Видно, хо­зяина гнетет печаль о казненных слугах да вдобавок он счастлив своим успехом у Мелибеи. Вот и нелегко одному слабому человеку вынести два таких сильных противоречи­вых чувства.

С о с и й. Неужели ты думаешь, что он печалится о по­койниках? Если бы та женщина, которая вон там идет по улице, горевала так, как он, она бы не надела черный чепец.

Т р и с т а н. Кто это, братец?

С о с и й. Подойди сюда — и увидишь, пока она не скры­лась; посмотри, вон та, в трауре, вон, глаза утирает. Это Элисия, воспитанница Селестины и подруга Семпронио. Прехорошенькая девчонка, да теперь-то она, грешная, со­всем пропадает — ведь Селестина была ей как мать род­ная, а Семпронио — первым другом. А в том доме, куда она входит, проживает смазливая бабенка, веселая и све­женькая, не скупая на ласки, — девка, собственно говоря; прямо позавидуешь тому, кто заполучит ее в подруги без особых издержек; зовут ее Ареусой. Я знаю, что Пармено провел с ней немало бессонных ночей, и ее тоже не больно веселит его смерть.

Содержание действия пятнадцатого

Ареуса осыпает бранью своего любовника Сентурио и го­нит его прочь; тут приходит Элисия и рассказывает Ареусе о гибельных последствиях любви Калисто и Ме­либеи. Элисия и Ареуса решают, что Сентурио должен отомстить обоим влюбленным за смерть друзей. Эли­сия прощается с Ареусой, не соглашаясь переехать к ней, потому что хочет вести прежнюю веселую жизнь на старом месте.

Ареуса, Сентурио, Элисия.

Э л и с и я. О чем так раскричалась моя сестрица? Мо­жет, она уже знает печальные новости? Тем лучше; за та­кую страшную весть не жди награды. Плачь, плачь, лей слезы, таких людей не часто встретишь. Рви на себе во­лосы, как я, горемычная; лишиться веселья в жизни хуже, чем умереть. О, теперь я ее еще больше люблю, раз она так горюет!

А р е у с а. Убирайся вон из моего дома, негодяй, бол­ван, враль, мошенник! Ты обманул меня, дуру, своими лживыми посулами. Притворством и лестью ты выманил у меня целое состояние! Я тебе, мерзавцу, дала камзол и плащ, шпагу и щит, пару рубашек с такой чудесной вы­шивкой, дала коня и доспехи, нашла тебе хозяина, с кото­рого ты и сапоги недостоин снимать. Теперь только об одном пустяке тебя попросила — а ты придумываешь ты­сячу отговорок.

С е н т у р и о. Сестренка, да мне легче десять человек убить тебе в угоду, чем пройти пешком хоть одну лигу.

А р е у с а. А зачем ты проиграл коня, подлый картеж­ник? Да если бы не я, давно бы тебе болтаться на висе­лице. Три раза я спасала тебя от правосудия, четыре раза выкупала из игорных притонов. И зачем я, дура, стараюсь? Зачем храню верность такому трусу? Зачем верю его вранью? Зачем открываю ему дверь? Да что в нем хоро­шего? Лохматый, весь в шрамах, однорукий, дважды по­ротый, живет с тридцатью девками зараз! Убирайся сей­час же, чтоб я тебя больше не видела! Не смей подходить ко мне и называться знакомым, не то, клянусь прахом отца и матери, угостят тебя тысячью палок по твоим широ­ченным плечам! Так и знай, я уж найду того, кто сумеет отлупить тебя, и не раз!

С е н т у р и о. Вздор несешь, дуреха! Вот погоди, я разозлюсь, тогда кое-кому придется поплакать. На сей раз, уж так и быть, прощаю; сюда идут, как бы нас не услыхали!

Э л и с и я. Войду. Нет, не скорбный плач я слышу, а брань и угрозы!

А р е у с а. Ах, горе мне! Это ты, Элисия? Иисусе, Иисусе! Глазам не верю! Что это? О ком такое горе? Что за печальный наряд? Послушай, сестрица, да ты меня пу­гаешь! Скажи скорее, что случилось? Ничего не пойму, прямо вся кровь застыла в жилах.

Э л и с и я. Какая беда, какая утрата! Ты видишь ни­чтожную долю того, что я чувствую и таю в себе. Сердце мое мрачнее, чем одежда, душа темнее, чем чепец. Ах, сестра, сестра, я не в силах говорить! Язык не повернется.

А р е у с а. О горе! Что же ты молчишь? Говори, пере­стань рвать волосы, не бей себя в грудь, не царапай лицо! Что это за несчастье? Оно касается нас обеих? Меня тоже?

Э л и с и я. Увы, любимая сестра моя! Семпронио и Пармено уже нет в живых, нет их уже на свете! Души их сейчас очищаются от грехов, избавились они от нашей го­рестной жизни.