Ж Дюмезиль - Верховные боги индоевропейцев

Поскольку не было никакой надежды, так как осталось мало войска,

что город можно защитить, решили, что молодое воинство, iuuentas militaris

с женами и детьми, и еще крепкая часть Сената, senatusque го-

bur, укроются в крепости Капитолия, где соберут оружие и припасы,

и из этого укрепленного места молодежь будет защищать богов, лю-

дей, имя римлянина... Потом они [покинутые старики] обращают свои

призывы к колонне юношей, ad agmen iuuenum, которых они прово-

жают на Капитолий, доверяя их мужеству и юной силе, uirtuti eorum

iuuentaeque, все надежды, оставшиеся городу, побеждавшему во всех

войнах в течение трехсот шестидесяти лет.

Эта iuuetitus militaris, эти iuuenes с их uirtus и iuuenta зна-

чат больше, чем просто армия: вместе с coniuges, liberi и еще

крепкими сенаторами они составляют ядро римского общества,

залог и ресурсы будущего. Римский пейзаж — пейзаж герои-

ческий и патриотический, где проступают основные функции

Арьямана, в том числе и устойчивость общества ариев путем

сохранения не только мужчин, но и жен, носительниц узаконен-

ной плодовитости. При этих обстоятельствах римская iuuentus

сдержала обещание, которое упрямство (contumacia) «ее» бо-

гини дало предкам. Не случайно, а вполне гармонично Камилл

Тита Ливия так оканчивает речь, в которой убеждает римлян

не покидать оуины Рима ради сохранившихся в Вейях домов

( 5 , 5 4 , 7 ) :

Вот здесь Капитолий, где давным-давно, когда здесь была обнару-

жена человеческая голова, толкователи объявили, что в этом месте

будет глаза мира, высшая точка империи. Это здесь, когда согласно

авгурским указаниям, чтобы освободить Капитолий, Ювента и Термин,

к великой радости ваших отцов, не позволили, чтобы их переместили.

Вот здесь огни Весты, здесь щиты, ниспосланные небом, здесь все боги,

которые будут к вам благосклонны, если вы останетесь...

Прекрасный текст, объединяющий младших божеств со всем,

что занимает в религии самое высокое место,— с самим Юпите-

ром и его Капитолийским храмом, чудом головы и щитом, ко-

торый он сбросил на Рим и которым вместе с предохраняю-

щими его копиями ведают салии Марса и Квирина, и, наконец,

с Вестой и ее вечным огнем48. Подобно тому как Арьяман и

Бхага, помощники Митры в двух близких областях — поддерж-

ке общества мужчин-ариев и распределении благ в этом обще-

стве,— одновременно и младшие по отношению к главному бо-

гу, и верховные вместе с ним по отношению к остальным богам,

так и Ювента и Термин — младшие по отношению к приютив-

шему их богу-царю (rex), но разделяют его величие до такой

степени, что были вырезаны надписи, посвященные Юпитеру

Ювенте и Юпитеру Термину. Овидий (Фасты, 2, 667—672), го-

воря о Терминалиях, имеет основание противопоставить бога—

межевой столб deorum cuncta turba 'общей толпе богов':

...et magno cum Joue templa tenet:

Nunc quoque, se supra ne quid nisi sidera sernat,

exiguum templi tecta foramen habent.

...в храме стоять и стоит вместе с Юпитером там.

Да и теперь, чтоб ничто, кроме звезд, ему не было видно,

В храмовой крыше пробит маленький в небо проем.

Укрепление Рима на своем месте дало двум помощникам

Юпитера иную ориентацию, чем у Арьямана и Бхаги в Ригведе,

у Сраоши и Аши в Авесте. Сочетание «люди ~ блага» почти

стерто другим — «продолжительность ~ устойчивость», в окон-

чательном виде «время ~ пространство». Такая эволюция, кото-

рая при этом не завершилась философской конструкцией, нача-

лась, вероятно, с момента, когда третье божество группы при-

няло облик и название межевого столба, т. е. получило под

свое покровительство земельные наделы, а не движимое имуще-

ство. В Индии, в Иране ни Бхага, ни Аши не могли вызвать

никаких ассоциаций с пространством; скорее Арьяман, бог-по-

кровитель ариев, и Сраоша, дух-покровитель маздеистских об-

ществ, вместе с гарантией длительной протяженности во време-

ни гарантируют и некоторый минимум устойчивости в простран-

стве. Спецификация «terminus», может быть в результате этрус-

ского влияния49, лучше различила, лучше разделила теологи-

чески две основные формы восприятия и деятельности человека.

Развитие в Риме имперских стремлений (tu regere imperio

populos Romane memento) вызвало величайшее изменение, на-

стоящий переворот, по крайней мере в том, что касается Тер-

мина,— своего рода «распространение во вселенную», сравнимое

с тем, что (не в политической реальности, а в идеологии) со-

здал для Сраоши и Аши маздеистский империализм: воздаяни-

ем человеку по смерти благого и дурного Аши приобрела почти

бесконечный радиус действия, открывающийся в вечность. Срао-

ша как покровитель верующего общества в противопоставле-

нии другим становится хозяином всего телесного мира: безве-

рие приговорено, отброшено, а все благое предано вере хотя бы

потенциально. В Риме это воздействие носит светский характер:

Ювента, более щедрая, чем двенадцать птиц Юпитера, обещает

Риму firma omnia et aeterna (Флор, 1, 7); Термин как межевой

столб исчезает в знаменитой формуле, которой Овидий украша-

ет описание обрядов его праздника (Фасты, 2, 679—684):

Est uia quae populum Laurentes ducit in agros

quondam Dardanio regna petita duci:

ilia lanigeri pecoris tibi, Termine, fibris.

sacra uidet fieri sextus ab urbe lapis.

Gentibus est aliis tellus data limite certo,

Romanae spatium est urbi et orbi idem.

Есть дорога, народ ведущая в земли лаврентов,

В царство, какого искал некогда древний Эней;

Там у шестого столба тебе, порубежный, приносят

Внутренности скота, шерстью покрытого, в дар.

Земли народов других ограничены твердым пределом,

Риму предельная грань та же, что миру, дана.

Когда Юпитер открывает Венере, какое будущее ожидает

Барод ее несчастного сына, он сам удвоенным отрицанием при-

зывает этот предел надежд Рима (Энеида, 1, 275—279):

Inde lupae fuluo nutricis tegmine laetus

Romulus suscipiet gentem et Mauortia condet

moenia Romanosque suo de nomine dicet.

His ego nec metas rerum, nec tempora pono

Imperium sine fine dedi...

После, шкурой седой волчицы-кормилицы гордый,

Ромул род свой создаст, и Марсовы прочные стены

Он возведет, и своим наречет он именем римлян.

Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока,

Дам им вечную власть...

Представление бога, надзирающего за распределением благ,

в виде надежно вкопанного в землю межевого столба приво-

дит к тому, что в этом фрагменте теологии Рим не мог сохра-

нить то, что является неотделимой изнанкой бога «доли», а

именно то, что индийцы эпохи Брахман выражали поговоркой

«Бхага слеп». Над Термином можно надругаться, рука чело-

века может его перенести, но у него нет фантазии, он не мо-

жет быть вбит в землю случайно и не пляшет в ночи, как

блуждающие духи. Этот аспект Бхаги воплощает Фортуна, ста-

вя запутанную проблему своего собственного происхождения: