ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Квакер уверял молокан в порочности войны как противного христианству инструмента насилия и в необходимости открыто отстаивать свои убеждения. Он знакомил их со взглядами Друзей на этот счет. Но пацифистская практика Греллета этим не ограничилась. «Ужасы войны» были известны и постоянно сопутствовали ему с ранних лет, особенно во время путешествий по Европе в разгар наполеоновских войн. Ностальгические воспоминания о Франции не мешали Греллету рассуждать о страданиях, на которые французские политики того времени обрекли Европу. В Германии он отмечает, что «французские войска возвращались по этой местности, опустошая и разрушая все на своем пути, поскольку, преследуемые частями противника, они уничтожали все, что могло стать его добычей» (MSG.I.264). Квакер пишет о грабежах и насилии над местными жителями, совершаемыми отступавшими войсками, все больше уверяясь в преступности войн.

Но для Греллета война — не просто уничтожение «братьев во Христе». В первую очередь она оказывает пагубное воздействие на общественную мораль, выявляя самые низменные человеческие качества. Война является источником порока; в августе 1813 г. квакер отмечает: «Я пребываю в большой печали, будучи свидетелем того, как тьма обволакивает общество и как вместе с ней распространяется порок ... Солдаты, сохранившие свою жизнь на войне, возвращаются домой и приносят с собой порочный дух, который, как яд, растекается по округе» (MSG.I.216). Выступая перед шеститысячной толпой солдат на Гаити, Греллет говорит им не только о внешних бедствиях, причиняемых войнами, но и о разрушительном воздействии военной машины на сознание человека, его дальнейшую жизнь — эта мысль достойна авторов конца XX столетия (MSG.I.295).

Отсюда и реальный способ противостояния насилию: необходимо непосредственно влиять на искалеченное войной сознание человека, особенно военного. В июле 1812 г. вместо того, чтобы возвратиться в Америку, Греллет задерживается в Европе и, не боясь погибнуть, встречается не только с теми, в чьих силах было остановить кровопролитие, но и с простыми людьми — заложниками политики, нуждающимися в утешении. «Что еще я могу чувствовать, кроме обязанности усердно и добросовестно проповедовать Христа Искупителя, Спасителя от зла, ... направлять всех людей к нему, Князю Мира» (MSG.I.174-175). В своих письмах и дневниковых записях он излагает реалии военного времени, обстановку в том или ином воюющем государстве, замечая, что к этому его побуждает сознательное замалчивание властями такого рода сведений (MSG.I.212) 14.

Понимая невозможность скорого упразднения армии как института, в общении с солдатами и генералами Греллет стремится заложить в них семена веры, которые принесли бы впоследствии необходимые плоды. Эти действия были эффективны, поскольку такое стремление находило отклик среди самих военных. Еще М. Вебер отметил повышенный интерес офицерства к доктрине спасения, проповедуемой рядом религиозных учений. По мнению исследователя, «наряду с посюсторонними обещаниями, которые сочетались с надеждой на потустороннее воздаяние, в притягательности этих культов для офицеров известную роль играл магически-сакраментальный характер дарования благодати. ... Те же свойства способствовали их распространению среди чиновников вне армии. В этой сфере вообще всегда ощущалась склонность к специфической религиозности, связанной с надеждой на спасение. Примером могут служить чиновники-пиетисты в Германии и, правда реже встречающиеся, действительно "набожные" русские генералы XVIII-XIX вв.» 15. Именно их встречаем на страницах «Мемуаров» Греллета: М.А. Милорадович, А.А. Тучков, герои Отечественной войны 1812 г., офицеры, со многими из которых квакер беседовал на духовные темы и проводил молитвенные собрания (MSG.I.341, 362-363, 395).

Образцом нравственной дисциплины среди военных для Греллета была шведская армия, чьи солдаты и офицеры читали Библию и молились в специально отведенное для этого время. Их поведение Греллет противопоставлял другим войскам, в том числе французским и русским, предававшимся порочным увеселениям и насилию над местными жителями (MSG.I.263-266). В 1812 г. он встречался с производителями оружия и отговаривал их продолжать «род деятельности, несовместимый с Божественной истиной» (MSG.I.182-183). Во время своих поездок Греллет, не сочувствующий ни одной из воюющих сторон, устраивал собрания с французскими, немецкими, английскими, норвежскими, русскими и американскими солдатами. В сентябре 1811 г. в Шотландии он одновременно встречается с английскими офицерами и французскими военнопленными, проживающими здесь on parole (на поселении), доказывая этим, что для верующих не существует вражды (MSG.I.154-156).

Через несколько дней Греллет отправляется в Ирландию и посещает местные армейские казармы, отмечая, что «солдаты вместе с офицерами в большом количестве приходят на мои собрания». Более того: «Когда некоторые злонамеренные люди бросали в меня камнями или грязью, солдаты выходили, чтобы разогнать их, а поскольку они были при оружии, я опасался возможных последствий...» (MSG.I.161). Чтобы не допустить кровопролития, Греллет уговорил солдат разойтись. Офицеры австрийской армии в Цюрихе благодарили квакера за его миротворческую миссию и обнаружили полное сочувствие доктрине ненасилия. Французские «генералы и полковники ... выражали благодарность за возможность познакомиться с превосходными христианскими принципами, о которых они ничего не знали» (MSG.I.181).

Навестив находящихся в английской тюрьме датских и норвежских военнопленных, при первой же удобной возможности Греллет встретился с королем Норвегии и составил обращение к датскому монарху в надежде, что они приложат максимум дипломатических усилий для вызволения этих религиозных солдат (часть их впоследствии вступила в общество Друзей, а один — Энох Якобсон — стал гидом и переводчиком Греллета во время его путешествия по северным странам) (MSG.I.274, 283-284, 321-322). Таким образом, квакеру удавалось спасать не только души военных, но и их тела.

Открытость солдат и офицеров «евангельской Истине» подсказывала Греллету, что они, как и простые жители, являются рабами государственной политики. Это только усиливало его неприязнь к армии, ведь рабство, по его мнению, — самая жестокая из форм насилия. Впечатления от обращения с черными в Демераре запомнились Греллету на всю жизнь и во многом определили его отношение к институту рабства. Уже в 1796 г., то есть сразу после вступления в общество Друзей, Греллет с радостью отмечает, что филадельфийское ежегодное квакерское собрание «пришло к заключению, что к человеку любого цвета кожи, исповедующему наши принципы и подающему прошение о вступлении в наше Общество, необходимо относиться наравне с белыми людьми ... поскольку Христос есть Спаситель каждого, кто верит в Него, к какому бы народу он ни принадлежал» (MSG.I.34).