ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Не случайны частые, почти верноподданнические реверансы CMC в сторону властей: «Немецкое правительство и дипломатия, — утверждал Ниппольд, — основательно поработали для поддержания мира между европейскими державами. Об этом свидетельствует не только почти каждое выступление кайзера (и это о Вильгельме II! — Д. С.) и его доверенных лиц, это доказывают и реальные факты» 15.

Но вернемся к России. Идея привлечь власть к миротворческой деятельности не пользовалась такой популярностью у местных пацифистов. Дело было не столько в развеянных иллюзиях, разочаровании в миролюбии верхов — хотя контраст между Гаагской мирной инициативой Николая II 1898 г. и позорной Русско-японской войной несколькими годами спустя не мог не оказывать своего воздействия. Основной камень преткновения для сотрудничества с властями русских пацифистов представляла собой в отличие от Германии не внешняя, а внутренняя политика. Пацифизм русских обществ мира не мог даже формально считаться политически нейтральным — опять-таки в отличие от немцев. И по духу, и по составу его участников движение за мир в России примыкало к «освободительному движению», «пропаганда идей всеобщего мира в народе» считалась составной частью «политпросвета» либералов — приобщения «широких слоев населения к общественно-государственной жизни страны» для «прочного политического прогресса». По словам П. Д. Долгорукова, «лишь государство, в котором право господствует над силой и насилием, может способствовать и торжеству международного права над физическим воздействием вооруженных сил» 16.

Таким образом, пацифизм стал в России составной частью титанической борьбы интеллигенции с собственным государством. Неудивительно, что государство платило ему той же монетой: полицейское ведомство строго следило за собраниями обществ мира и готово было при любом подозрительном инциденте закрыть это, по выражению правой прессы, «противогосударственное кадетско-масонское сообщество» 17. Русскому пацифизму были свойственны те же черты, что и всей классической либеральной интеллигенции — и то же прекраснодушие, неизменно сопутствовавшее самым серьезным и ответственным начинаниям. Вот, например, типичный образец из набросков Саркисова: «Пацифисты глубоко верят, что стоит только человечеству в подавляющем большинстве понять всю бесполезность и всю пагубность кровавого братоубийства, стоит только отрешиться от предрассудков и ложных идей... — нетрудно будет найти те формы, в которые можно было бы облечь новую международную политику... Вера [пацифизма] подкрепляется доводами разума, базируется на вере в этические и культурные силы человечества» 18.

С другой стороны, как отмечалось, атмосфера начала 1910-х годов в международном миротворческом движении была проникнута идеями «научности» пацифизма, использования новой тактики миротворческой деятельности в избранных образованных кругах. В России опыт морализаторского — т. е. «ненаучного» — пацифизма представляло прежде всего толстовство. При всем том уважении, которое русские общества мира проявляли к фигуре и к памяти яснополянского отшельника, вскоре после образования обществ мира в Москве, и особенно в Петербурге, стало ясно, что эти новые пацифисты пойдут «другим путем».

К выбору новой тактики русских миротворцев подтолкнул и приезд в Россию зимой 1910 г. делегации французских парламентариев, в которую входил Д'Эстурнель де Констан. В Москве и Петербурге прошли заседания обществ мира, где выступал французский сенатор (кстати, характерно, что в обеих столицах эти лекции были устроены в городской думе и превратились в массовые публичные собрания). Подчеркивая свое уважение к радикальному ненасилию толстовского толка, д'Эстурнель тем не менее заявил, что не может следовать его учению, «пока мир остается таким, как он есть» 19.

Ставка на «научность» предполагала дальнейшее привлечение к деятельности обществ мира прежде всего интеллигентов. Специальной пацифистской организации для образованной элиты в России по образцу немецкого CMC не было создано, коль скоро и существующие общества мира едва встали на ноги. Но структуры «нового» пацифизма поддерживали русских пацифистов как финансово (Фонд Карнеги финансировал их деятельность через Международное бюро мира в Берне) 20, так и организационно.

Эти обстоятельства еще более отчетливо определили социальный характер обществ мира в России как клубов для интеллигенции. Так, в состав правления Петербургского отделения Общества мира входили известный кадет, профессор математики Казанского и Петербургского университета А. В. Васильев, профессор международного права барон Б. Э. Нольде, публицист, друг семьи Толстого и вице-председатель Общества Толстовского музея М. А. Стахович, профессор международного права барон М. А. Таубе, Петербургский городской голова, археолог, одно время министр народного просвещения граф И. И. Толстой, социолог и общественный деятель, один из ветеранов русского либерализма Е.В. де-Роберти и др. 21Активное участие в работе общества принимал знаменитый историк и общественный деятель П. Н. Милюков: он неоднократно читал доклады в Обществе мира (в том числе о пацифистском Межпарламентском союзе и его конференциях, о подготовке к III Гаагской конференции, международно-правовой политике в Европе) и выпустил книгу «Вооруженный мир и ограничение вооружений» 22. Милюков был тесно связан с парижским центром «Международного согласия» и Фондом Карнеги как член европейского бюро фонда и участвовал вместе с немецким правоведом-пацифистом В. Шюкингом в работе комиссии Фонда по расследованию военных злодеяний после Балканских войн 23.

В списках членов пацифистских обществ и хронике их деятельности мелькают зачастую довольно неожиданные имена. Так, «Вестник мира» сообщал, что в феврале 1913 г. на даче И. Е. Репина в Пенатах состоялось собрание в честь годовщины Великой реформы 1861 г., на котором присутствовали многие члены Петербургского общества мира, а К. И. Чуковский — тот самый известный нам детский писатель — зачитал пацифистскую статью «Во что обойдется европейская война» 24.

Вообще преобладали известные и менее известные представители пишущей интеллигенции: в числе сотрудников «Вестника мира» назовем журналиста К. И. Арабажина (псевдоним К. Неделя); военного писателя, врача, члена Витебского союза мира — одной из первых пацифистских организаций в России 25— М. Г. Штейнберга; В. И. Немировича-Данченко — известного тогда писателя, публиковавшегося в «Вестнике Европы», «Отечественных записках» и т. д. Членом Петербургского общества мира был и профессор, академик Д. Н. Овсянико-Куликовский — историк литературы, публицист, обозреватель в либеральной газете «Страна», один из редакторов «Вестника Европы», близкий коллега М. М. Ковалевского 26. Ю. А. Бунин — брат знаменитого писателя, бывший народник, участник литературного объединения «Среда» — участвовал в деятельности Московского общества мира.