ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Один из главных пунктов вашего заявления — то, что наши акции несвоевременны. Кое-кто спрашивал: «Почему вы не дали новой администрации времени для действий?» Единственный ответ, который я могу дать на этот вопрос, — это то, что новую администрацию следует подталкивать так же энергично, как и прошлую, чтобы она начала действовать. Мы сделаем прискорбную ошибку, если подумаем, что избрание м-ра Баусвэлла принесет Бирмингему Царство Божие. Хотя м-р Баусвэлл гораздо более четко выражается и намного вежливее, чем м-р Коннор, оба они — сегрегационалисты, преданные задаче поддержания статус-кво. Надежда, которую я питаю относительно м-ра Баусвэлла, заключается в том, что он будет достаточно разумен, чтобы видеть тщетность жесткого сопротивления десегрегации. Но он не увидит этого без давления со стороны приверженцев прав человека. Друзья мои, я должен сказать вам, что мы ничего не добьемся в борьбе за права человека без самоотверженного законного и ненасильственного давления. История — это длинный и трагический рассказ о том, что привилегированные группы редко уступают свои привилегии добровольно. Отдельные лица могут смотреть на вещи в свете нравственности и добровольно уйти со своих незаконно занятых постов; но, как напоминал Рейнольд Нибур, группы более безнравственны, чем отдельные лица.

Мы знаем на собственном горьком опыте, что угнетатели никогда добровольно не даруют свободу угнетенным; угнетенные должны сами требовать ее. Честно говоря, я еще никогда не участвовал в движении прямых акций, которые совершались бы «как раз вовремя», соответственно расписанию, составленному теми, кто не страдал безвинно от болезни сегрегации. Я слышал слово «Подождите!» в течение многих лет. Оно звучит в ушах каждого негра пронзительно и знакомо. Это «Подождите!» почти всегда означает «Никогда». Оно было успокоительным транквилизатором, на какой-то момент облегчающим эмоциональный стресс, но только для того, чтобы породить больное дитя по имени безысходность. Мы должны увидеть вместе с замечательным юристом, сказавшим вчера, что «правосудие, слишком надолго отложенное, значит отмененное правосудие». Более трехсот сорока лет мы ждали данных нам Богом и конституцией прав. Народы Азии и Африки со скоростью реактивного самолета движутся к политической независимости, а мы все еще тащимся на лошади и с черепашьей скоростью к тому, чтобы выпросить чашечку кофе у буфетной стойки. Я полагаю, что легко тем, кто никогда не чувствовал жалящих стрел сегрегации, говорить «Подождите!» Но если вы видели разъяренные толпы, линчующие ваших матерей и отцов по своему желанию и топящих ваших сестер и братьев по своему капризу; если вы видели, как исполненные ненавистью полицейские поносят, пинают, жестоко избивают и даже убивают ваших черных братьев и сестер безнаказанно; если вы понимали, что огромное большинство ваших двадцати миллионов негров-братьев зажаты в тисках нищеты посреди полного изобилия окружающего их общества; если вы внезапно чувствовали, что ваш язык заплетается, а ваша речь запинается, когда вы пытаетесь объяснить своей шестилетней дочери, почему она не может пойти в парк публичных развлечений, о котором только что объявили по телевизору, и видите, как слезы наворачиваются ей на глаза, когда ей говорят, что Город забав закрыт для цветных детей, и видите, как печальные облака осознания своего уничижения начинают покрывать небо ее маленькой души и ее маленькая личность начинает искажаться из-за бессознательной горечи по отношению к белым людям; если вы должны изобретать ответ своему пятилетнему сыну, спрашивающему с отчаянным пафосом: «Папа, почему белые люди так плохо обращаются с цветными?»; если вы едете по стране и видите, что вам приходится ночь за ночью, скорчившись, спать в углу своего автомобиля, потому что ни один мотель вас не принимает; если вас унижают день за днем постыдными надписями: «для белых» и «для цветных»; если вашим первым именем становится «ниггер», а средним именем — «малый» (сколько бы ни было вам лет), а вместо фамилии вас называют «Джон» и если вашу жену и мать никогда не величают уважительно «миссис»; если вы изводитесь днем и мучимы ночью от мысли, что вы — негр и потому вынуждены постоянно быть начеку, никогда не зная, чего ожидать в следующий момент, отравленные внутренними страхами и внешним негодованием; если вы всегда сражаетесь с убивающим ощущением, что вы — «никто»; тогда вы поймете, почему нам так трудно ждать. Приходит время, когда чаша терпения переполняется и люди больше уже не хотят погружаться в бездну несправедливости, где испытывают черное, разъедающее душу отчаяние. Я надеюсь, господа, что вы в состоянии понять наше законное и неизбежное нетерпение.

Вы выражаете большое беспокойство по поводу нашего желания нарушить законы. Это безусловно правомерное беспокойство. С тех пор как мы так усердно убеждали людей подчиниться решению Верховного суда в 1954 г., объявившего незаконной сегрегацию в государственных школах, довольно странно и парадоксально находить, что мы сознательно нарушаем законы. Нас вправе спросить: «Как это вы можете защищать нарушение одних законов и подчинение другим?» Ответ заключается в том факте, что имеется два типа законов: справедливые и несправедливые (здесь курсив М. Л. Кинга. — Прим. пер.). Я согласился бы со святым Августином, что «несправедливый закон — это и не закон вовсе».

Каково же различие между этими двумя видами? Как определить, справедлив закон или несправедлив? Справедливый закон — это созданное людьми установление, которое отвечает нравственному закону, или закону Божиему. Несправедливый закон — это установление, которое не соответствует нравственному закону. Если говорить словами св. Фомы Аквинского, несправедливый закон — это человеческий закон, который не коренится в вечном и естественном законе. Любой закон, который возвышает человеческую личность, справедлив. Любой закон, который принижает человеческую личность, несправедлив. Все статуты, провозглашающие сегрегацию, несправедливы, потому что сегрегация искажает душу и наносит вред человеческой личности. Она дает стороннику сегрегации ложное чувство превосходства, а противнику сегрегации — ложное чувство приниженности. Говоря словами Мартина Бубера, великого еврейского философа, сегрегация подменяет отношение «Я — оно» отношением «Я — ты» и заканчивается низведением личностей до положения вещей. Таким образом, сегрегация не только политически, экономически и социологически нездорова, но и нравственно ложна и греховна. Пол Тиллих сказал, что грех — это разделение. Разве сегрегация не является экзистенциальным выражением трагического отделения человека, выражением его ужасного отчуждения, его отчаянной греховности? Поэтому я могу убеждать людей не подчиняться установлениям сегрегации, ибо они нравственно ложны.