ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Давайте обратимся к более конкретному примеру справедливых и несправедливых законов. Несправедливый закон — это установление, которое большинство навязывает меньшинству, но которое необязательно для большинства. Это различие, сделанное законным. С другой стороны, справедливый закон — это установление, которое указывает, что меньшинство должно следовать тому, чему следует и само большинство. Это одинаковость, сделанная законной.

Позвольте мне дать другое объяснение. Несправедливый закон — это установление, навязанное меньшинству, в принятии или создании которого это меньшинство не принимало участия, так как оно не имело свободного права голоса. Кто может сказать, что законодательные органы Алабамы, которые установили законы о сегрегации, были избраны демократическим путем? По всему штату Алабама были использованы всевозможные способы, чтобы помешать регистрации негров в качестве избирателей, и есть целые графства, где не зарегистрировано избирателем ни одного негра, несмотря на тот факт, что негры составляют большинство населения. Может ли любой закон, выпущенный в таком штате, рассматриваться как демократический?

Это всего лишь несколько примеров несправедливых и справедливых законов. Бывают ситуации, когда один и тот же закон справедлив с виду, но несправедлив при его применении. Например, я был арестован в пятницу при выходе на демонстрацию, организованную без разрешения. Нет ничего плохого в том указе, который требует разрешения на демонстрацию, но когда этот указ используется для того, чтобы сохранить сегрегацию и лишить граждан предусмотренного в первой поправке к конституции права на мирные собрания и мирный протест, тогда этот указ становится несправедливым.

Я надеюсь, вы улавливаете различие, на которое я пытаюсь указать. Ни в коем случае я не защищаю уклонения от закона или пренебрежения им, как сделали бы это оголтелые сегрегационалисты. Это повело бы к анархии. Тот, кто нарушает несправедливый закон, должен делать это открыто, с любовью (а не с ненавистью, как это делали белые матери в Новом Орлеане, которые, мы видели это по телевизору, вопили: «ниггер, ниггер, ниггер!») и с готовностью принять наказание (курсив М.Л. Кинга. — Прим. пер.). Я смею утверждать, что человек, нарушающий закон, о котором совесть его говорит, что он несправедлив, и добровольно принимающий наказание, оставаясь в тюрьме, чтобы пробудить в обществе совесть и сознание несправедливости происходящего, в действительности выражает высочайшее уважение к закону.

Конечно, ничего нового в этом виде гражданского неповиновения нет. В возвышенном плане это молено видеть в отказе Седраха, Мисаха и Авденаго повиноваться законам Навуходоносора, ибо здесь был затронут высший нравственный закон. Это великолепно применялось ранними христианами, которые предпочитали встретиться с голодными львами и претерпеть мучительную боль, когда разрывали на куски их тела, нежели подчиниться несправедливым законам Римской империи. До некоторой степени академическая свобода стала сегодня реальностью потому, что Сократ применял гражданское неповиновение.

Никогда не следует забывать, что все, что Гитлер делал в Германии, было «законным» и все, что делали венгерские борцы за свободу в Венгрии, было «незаконным». «Незаконно» было помогать евреям и прятать их в гитлеровской Германии. Но я уверен, что если бы я жил в Германии в то время, я бы помогал своим еврейским братьям и прятал бы их, далее несмотря на то, что это было незаконно. Если бы я жил сегодня в коммунистической стране, где принципы, дорогие для каждого верующего христианина, попираются, я полагаю, я открыто выступал бы за неповиновение этим антирелигиозным законам. Я должен сделать два честных признания вам, мои христианские и иудейские братья. Во-первых, я должен признаться, что в течение последних нескольких лет я испытал тяжелое разочарование белыми умеренными. Я почти что пришел к печальному выводу, что самый большой камень преткновения в стремлении негров к свободе — не член Совета белых граждан и не куклуксклановец, а умеренный белый, который предан более «порядку», чем справедливости; который предпочитает негативный мир, означающий отсутствие напряженности, позитивному миру, означающему присутствие справедливости; который постоянно повторяет: «Я согласен с вами относительно цели, к которой вы стремитесь, но не могу согласиться с вашими методами прямого воздействия»; который самодовольно полагает, что может установить расписание для освобождения других людей; кто живет мифом времени и постоянно советует неграм подождать до «более подходящего момента». Поверхностное понимание со стороны людей доброй воли более огорчительно, чем абсолютное непонимание со стороны людей злой воли. Теплохладное приятие гораздо более сбивает с толку, чем прямое отвержение.

Я надеялся, что белые умеренные поймут, что закон и порядок существуют для того, чтобы установить справедливость, и что, когда не удается сделать этого, закон и порядок становятся опасной преградой, которая блокирует поток социального прогресса. Я надеялся, что белые умеренные поймут, что существующая сейчас на Юге напряженная обстановка — это просто необходимая фаза перехода от невыносимого негативного мира, при котором негры пассивно принимали свое несправедливое незавидное положение, к сущностно важному позитивному миру, при котором все люди будут уважать достоинство и честь человеческой личности. Собственно, мы, те, кто вовлечен в ненасильственные прямые акции, не являемся создателями напряженной обстановки. Мы просто выносим на поверхность ту скрытую напряженность, которая уже существует. Мы извлекаем ее на свет и делаем открытой, чтобы ее могли увидеть и преодолеть. Подобно тому, как нарыв, который никак невозможно излечить, пока он закрыт, должен быть вскрыт со всем его гнойным уродством и предоставлен естественному целебному воздействию воздуха и света, несправедливость тоже должна быть вскрыта со всей напряженностью, которую создаст такое вскрытие, и выведена на свет человеческой совести и на воздух общественного мнения нации перед тем, как начать лечение.

В своем заявлении вы утверждаете, что наши действия, далее и мирные по характеру, следует осудить, потому что они ввергают в насилие. Но логично ли такое утверждение? Не походит ли оно на осуждение ограбленного человека за то, что его владение деньгами навлекло на него злодейство грабежа? Не подобно ли это осуждению Сократа из-за того, что его неколебимая приверженность истине и его философские изыскания навлекли на него зловещую волю толпы, которая заставила его выпить чашу с цикутой? Не подобно ли это осуждению Иисуса за то, что его уникальное сознание Бога и непреклонная преданность Его воле навлекли на него злодейский акт распятия? Мы должны понять, как постоянно подтверждали это федеральные суды, что безнравственно заставлять человека прекращать усилия по борьбе за свои основные конституционные права, потому что эта борьба может повлечь за собой насилие. Общество должно защитить ограбленного и наказать грабителя.