Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Таковы были силы католического мира, но в нем господствовала деморализация и дезорганизация. То, что называли порчей церкви, было одной из причин реформационного движения, питавшегося справедливыми нареканиями на безнравственность духовенства и его нерадение к исполнению своих обязанностей. Этот факт в ходячих взглядах на реформацию даже выдвигается на первый план, как главная её причина, хотя это неверно: если уж должно было бы по этой причине возникнуть реформационное движение, так это в Италии, но оно здесь проявилось столь же мало, как и в Испании, где, наоборот, клир отличался более моральным характером. Во всяком случае, однако, пока своим поведением духовенство давало повод протестантам нападать на церковь, у реформации было одним шансом больше, а значение этого шанса увеличивалось, благодаря тому, что в противодействии протестантизму деморализованный клир мог отстаивать только свои светские интересы, почти совсем не заботясь об интересах самой религии и церкви. Мало того: среди него могли быть случаи отпадения от католицизма ради чисто мирских стремлений, вроде секуляризации. Конечно, было и между духовными лицами много таких, которые душою были преданы католицизму, свято хранили его традиции и ревностно исполняли свои обязанности, но не такие лица задавали тон общей политике церкви. Сами папы начала реформационной эпохи продолжали чисто мирскую политику своих дореформационных предшественников. Вообще до сороковых годов XVI в. папы руководились по‑прежнему более политическими, чем церковными интересами. Помня Констанцский и Базельский соборы, желавшие ограничить папскую власть, они не хотели созывать вселенского собора, которого требовали не только протестанты (в начале), но и католики, видевшие необходимость реформы. Когда был наконец созван Тридентский собор (1545–1563 гг.), они колебались еще между прежним направлением, приводившим их в столкновение из-за итальянских дел с католическими государями, и новым направлением, которое, наоборот, требовало союза с последними в интересах церкви. Вместе с папством находилось в упадке и монашество, и старые органы борьбы с «ересью» более не годились уже для успешной борьбы вследствие деморализации и невежества, с особою силою обнаружившихся во время знаменитого рейхлиновского спора. Наконец, церковь давно нуждалась в реформе, которая была тем настоятельнее теперь, что многих толкало в протестантизм видимое нежелание духовной власти произвести самые необходимые преобразования, и что развивавшемуся и систематизировавшемуся протестантизму нужно было противопоставить твердое католическое учение, само находившееся в неудовлетворительном состоянии, благодаря существованию нерешенных высшим авторитетом спорных пунктов.

Все это вместе взятое позволяло протестантизму развиваться и распространяться без всяких почти препятствий со стороны церкви, если не считать отлучений, проклятий и обращений к светской власти. По тем же причинам и реакционное настроение, существовавшее у многих в светском обществе, сравнительно мало приносило выгоды церкви, а такое настроение, несомненно, было: революционный характер движения напугал многих немецких князей и отвратил их от реформации, да и другие государи смотрели на нее с той точки зрения, что она опасна в политическом отношении; демократические и коммунистические учения, выступившие под религиозным знаменем, были часто причиною реакционного настроения в правящих и имущих классах; самые неудачи реформации, – в Германии, например, где реформация не привела ни к полному национальному освобождению от курии, ни к большему политическому единству, ни к лучшим государственным и общественным порядкам, – охлаждали прежнее к ней рвение и заставляли менее враждебно смотреть на католицизм; реформационное разноверство, богословские споры, появление крайних сект смущали многих католиков, не желавших поэтому покидать старую церковь с её прочно установленными учениями ради хаоса новых верований, отвращавшего от себя первоначально самого Кальвина; наконец, насилия, которые господствующий протестантизм позволял себе над религиозною совестью католиков, прямо вызывали оппозицию, которая даже при своей пассивности должна была составлять один из элементов реакции, раз последняя получила бы организацию.

Реформация застала старую церковь совершенно врасплох, и организация католической реакции против реформации сразу возникнуть не могла, тем более, что её инициаторам пришлось еще бороться со всем, что составляло причины деморализации и дезорганизации клира, да и сами эти инициаторы явились не тотчас же, а когда реформация приняла уже весьма внушительные размеры. Для того, чтобы воспользоваться реакционным настроением разных общественных элементов, усилить это настроение, сплотить склонные к нему социальные силы, направить их к одной цели, католическая церковь должна была сама подвергнуться некоторой починке, дисциплинировать клир, заставить папство отказаться от чересчур светской политики, создать новые средства для борьбы, вступить в более тесный союз с католическими государями, противопоставить «еретической» реформации свою легальную реформацию. Все это мало-помалу и произошло, начавшись в сороковых годах XVI века, когда на помощь реакции был основан новый орден иезуитов, ставших главными её деятелями (1540), учреждено было верховное инквизиционное судилище в Риме (1542), одновременно организована была строгая книжная цензура и был созван Тридентский собор (1545), произведший позднее католическую реформацию. Католицизм организовался для борьбы какраз в то время, когда протестантизм развился в направлениях, враждебных одно другому, вступивших между собою в борьбу и не поддававшихся попыткам примирения и соединения, благодаря исключительности официальных церквей и теологической нетерпимости: во второй половине XVI в. в Германии боролись между собою лютеранство и реформатство (раньше цвинглианство, позднее кальвинизм), в Польше – лютеранство, исповедание чешских братьев, кальвинизм и антитринитаризм, в Англии – англиканизм и пуританизм и т. и. Это несогласие между собою нововеров было также на руку католической реакции.

Протестантская и сектантская реформация заставила старую церковь произвести реформацию в самой себе, но католицизм нового времени, который был моложе и протестантизма, и сектантства XVI в., значительно отличался от католицизма дореформационного. Перед началом реформации католицизм был чем‑то окоченевшим в официальном формализме, теперь он получил жизнь и движение. Это не была церковь XIV и XV вв., которая не могла ни жить, ни умереть, а деятельная система, приспособляющаяся к обстоятельствам, заискивающая у королей и народов, всех заманивающая, кого – деспотизмом и тиранией, кого – снисходительной терпимостью и свободой; это не бессильное учреждение, которое ищет помощи извне, не имея внутренней силы, всюду обращается с просьбой о реформе и излечении, не обнаруживая искреннего желания исправиться и обновиться, а стройная организация, которая пользуется в обществе, ею же перевоспитанном, большим авторитетом и, умея фанатизировать массы, руководит ими в борьбе с протестантизмом. Педагогика и дипломатия были двумя великими орудиями, которыми действовала эта церковь: моделировать личность на свой фасон и суметь заставить ее служить чужим целям так, чтобы она сама этого не замечала, были два искусства, особенно отличающие деятельность главных представителей возродившегося католицизма. Одной прежней церковной кафедры и громов папского отлучения было мало для власти над новым обществом: его нужно было еще так воспитать, чтобы оно не шло слушать других проповедников, кроме католических, чтобы оно не оставалось равнодушным к отлучению; нужно было еще эксплуатировать человеческие слабости, чтобы был интерес оставаться католиком и служить римской церкви, и нужно было оказывать человеку поблажки, когда в этом была какая-либо выгода. Эта новая политика имела и новый орган – орган иезуитов. Вот почему мы должны будем остановиться более подробно на иезуитах и иезуитизме, ограничившись лишь беглым очерком других факторов возрождения и реакции католицизма.