Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Во главе ордена был поставлен пожизненный генерал, живший в Риме, где под влиянием иезуитов находились и разные религиозные учреждения. Между последними особенно были важны национальные коллегии (collegia nationalia) для подготовки католических миссионеров в протестантских землях, отданные в начале XVII века в заведование особой конгрегации распространения веры (congregatie de propaganda fide). Высшее инквизиционное судилище (congregatie sancti officii) также было под влиянием иезуитов. Таким образом, орден иезуитов со, своим генералом в Риме входил в состав центральных учреждений католицизма, возникших для борьбы с протестантизмом. Самый орден был основан на началах строгой централизации. Генералу принадлежала безусловная власть над отдельными членами ордена, но при самом генерале начальники провинций (провинциалы) назначали особого адмонитора, дабы контролировать его действия, и четырех (или шесть) ассистентов в качестве совещательной коллегии. Таким образом, сам генерал был ограничен в своих действиях необходимостью сообразоваться с приставленными к нему лицами, а общее собрание, или генеральная конгрегация ордена, в которой принимали участие только высшие чины, и которой принадлежала законодательная власть, имела право и сместить генерала в случае важных проступков с его стороны. Во главе отдельных провинций стояли провинциалы, назначавшиеся генералом обыкновенно на три года точно так же, как и другие начальствующие лица, находившиеся во главе отдельных учреждений (ректоры, супериоры). Все они были обязаны посылать генералу периодические отчеты. Под управлением генерала, провинциалов и низших властей находилось целое иерархически расчлененное общество, и для достижения высших ступеней нужно было обыкновенно пройти длинную школу, так сказать, дрессировки в послушании ордену. Молодые люди отбывали сначала новициат в особых общежитиях, где изучался их характер, а сами они приучались жить только интересами ордена, отрываясь от всех мирских воспоминаний и связей, так что, например, для них даже родители становились «бывшими родителями». По окончании искуса эти послушники делались коадъюторами, служа ордену часто в роли прислуги или простых рабочих (светские коадъюторы). Следующею ступенью в иезуитской иерархии были схоластики («школьники»), занимавшиеся сначала сами изучением разных наук, а потом обучением им других; вступление в схоластики сопровождалось обетами монашества, а между 20 и 25 годами схоластики обыкновенно делались духовными коадъюторами ордена. которым уже поручались разные должности. Дальнейшую ступень составляли священники, в свою очередь разделявшиеся на две категории: трехобетных и четырехобетных профессов (professi trium votorum и profesi quattuor votorum). Первые из них давали обыкновенные обеты монашества, вторые присоединяли к ним еще обет отправляться по приказанию папы беспрекословно куда бы то ни было; они‑то и составляли зерно общества (congregatie professa), и из них же выбирались начальники провинций и отдельных более важных учреждений. Кроме пяти чинов, составлявших весь орден (послушники, схоластики, коадъюторы и профессы обеих категорий), у него были еще внешние члены, или так называемые аффилированные, с которыми не нужно смешивать еще настоящих, но тайных иезуитов, скрывавших свою принадлежность к ордену. Аффилированными к ордену лицами могли быть и духовные, и светские люди: между первыми встречались прелаты, между вторыми – даже государи, как, например, в эпоху тридцатилетней войны оба царствовавшие тогда императора (Фердинанды II и IIІ).

Для членов ордена существовали свои общежития с особыми начальниками: послушнические дома, коллегии, дома профессов. Все эти учреждения находились под постоянным и бдительным надзором. Члены ордена имели и свое особое платье, не походившее на монашеское, бывшее скорее костюмом светских ученых – черные кафтан, плащ и шляпу с загнутыми полями. Кроме того, орденские правила определяли и мелочи поведения – как ходить, как разговаривать, какое выражение лица принимать, как вести себя дома и в общественных местах и т. и. Внешность вообще играла большую роль у иезуитов: они предпочитали вербовать в свой орден обладателей приятной наружности, учили утонченным манерам, искательным и вкрадчивым приемам обращения, располагающей интонации голоса, потому что все это были средства уловлять людей в сети ордена. Ради этого аскетический идеал измождившего свое тело, сурового по своей внешности монаха был не в расчетах иезуитов. «Хотя, говорилось в их правилах, слишком большая забота о жизненных потребностях и достойна порицания, но отнюдь не стоит пренебрегать здоровьем и силою, предназначенными на пользу служения Богу. Следует избегать обременительной работы: она, утомляя тело, вредно действует и на дух. Непомерные умерщвления плоти, бдения, лишения, труды, очищения покаянием и т. д. могут влиять дурно на существо человека. Кто пользуется наилучшим положением в этом мире, тот полезнейший член ордена».

При своем устройстве иезуиты не могли принимать в орден первого встречного. Они изучали жизнь каждого, желавшего присоединиться к ним; изучали свойства его характера и требовали от него полной откровенности. Такой искус продолжался довольно долго, и того, кто оказывался годным, принимали в орден лишь по истечении известного срока (в «неофиты» можно было поступать 14‑ти лет от роду). Годным считался тот, кто особенно обещал отличаться безусловным повиновением, одною из главнейших обязанностей иезуита. Вот что говорит сам Лойола о послушании членов своего ордена: «Пусть другие религиозные братства превосходят нас воздержанием, бдением и лишениями в пище и одежде; по безусловному повиновению и отрешению от собственной воли и суждений братья нашего ордена далеко оставят других за собой»... «Вы обязаны, – говорил он еще, – слепо стремиться волею вашею к цели, выставленной вам высшими, и допустить склонить вас без всякого сопротивления по примеру Авраама, решившегося безусловно принести сына своего в жертву. Несовершенное повиновение имеет к собственному несчастию два глаза, совершенное же – слепо, но в этой‑то слепоте и заключается мудрость его и достоинство»... «Следует повиноваться слепо, развивал ту же мысль Родригес, – т.е. не доискиваться, почему нам дается известное приказание, а исполнять потому только, что этого требует высший, и долг повиновения предписывает такое отношение к делу». Одному неофиту Лойола сказал: «Volo et nolo non habitant in hac domo». Такие же предписания мы находим и в уставе ордена: «Каждый должен быть убежден, что с теми, которым суждено жить и выносить все беспрекословно, высшие над нами распоряжаются, как с трупами. Да ведает каждый, что желающий пребывать в повиновении должен уподобиться посоху в руках высших, управляющих им под руководством божественного Провидения, или явиться трупом, которому можно придать любое положение». Выражение «perinde ac cadaver» [«как труп»] – обозначало безусловное повиновение. Для того, чтобы никто не уклонялся от общей дисциплины и исполнения своих обязанностей, введено было тайное наблюдение за всеми, и члены ордена обязаны были доносить на своих товарищей своим начальникам, почему между отдельными иезуитами существовало постоянное недоверие. Вот что говорит об этом иезуит Мариана (1535–1624), автор книги «О недостатках Общества Иисуса»: Устав утвержден на цензуре и доносе, отчего желчь разливается по всему телу и производит повсеместную желтуху. Никто не смеет доверять собрату из боязни, чтобы тот его не выдал или не стал домогаться на чужой счет милости начальника или генерала». Поэтому вся жизнь иезуита подчинена была строгой дисциплине. Иезуит должен был отказаться от своих родственников, все письма, которые он получал, живя в общежитии, просматривались старшими, без особого дозволения ему запрещалось читать книги, выходить одному на улицу, хранить что-либо под замком. Цели и деятельность ордена известны были только старшим, и лишь один генерал мог знать все, хотя и за ним шпионили. «Никакой монарх в свете, говорится в одном свидетельстве середины XVII в., не может иметь таких сведений, как генерал иезуитов. Число ежегодных официальных донесений простирается до 1584, не считая частных сообщений и рапортов ректоров об учителях коллегий. Ежемесячные отчеты 37 провинциалов к концу года возвышаются до цифры 444; от начальников коллегий получается 2448 отчетов; от начальников резиденций – 1360; каждые три месяца 59 начальников новициата доставляют более 236 отчетов; наконец, по крайней мере два раза в год 1048 консультаторов присылают 2096 рапортов». При этом соблюдалась самая строгая тайна, и употреблялись иногда особые шифры.