Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Все это была, однако, реставрация средневековой старины: совершенно новые явления мы встречаем только в ордене иезуитов. Хотя многие из орденов, возникших в XVI в., имели своею задачей поддерживать католицизм против разрушительного действия реформации, тем не менее ни один не делал из этого прямой своей задачи, как иезуиты: все остальные ордена были учреждаемы со специальными целями – или проповеди простонародью, или образования духовенства, или обучения детей и т. и., тогда как деятельность иезуитов отличалась крайним разнообразием, получила характер универсальный. С другой стороны, многие другие братства имели чисто местное значение, утвердившись, главным образом, в одной какой-либо стране, а иезуиты распространились по всем европейским государствам, покрыв сетью своих учреждений всю Западную Европу и даже начав играть важную роль в странах внеевропейских – в роли миссионеров и колонизаторов. Но что особенно важно, средневековой аскетизм в ордене иезуитов был, так сказать, заменен дипломатическим искусством нового времени, благодаря чему возрожденный католицизм и получил совершенно новый характер. Родоначальниками ордена были преимущественно испанцы (с португальцами) и итальянцы; можно сказать, что до фанатизма преданная католической церкви Испания поставила ордену его цель служить этой церкви, тогда как Италия, в которой папство давно сделалось по своему характеру учреждением мирским, и где особое развитие получили не стеснявшаяся средствами политика («макиавеллизм»), тонкое дипломатическое искусство, индифферентная к истине софистика, – создала систему средств, которыми орден достигал своих целей. Всякими, дозволенными и недозволенными, средствами иезуиты содействовали внутреннему возрождению в католицизме его средневековых начал, закрепляли связи между католиками разных стран и св. престолом, содействовали организации сил католицизма для борьбы с ересью, возвращали в лоно церкви отпавших её членов, вознаграждали убыли католицизма новыми приобретениями, направив свою деятельность и на православный Восток [2] и на внеевропейские страны. При этом они занимали самые разнообразные положения в церкви, государстве и обществе, выступая в роли духовников и советников государей, политических и дипломатических агентов, светских и простонародных проповедников, воспитателей и наставников юношества и организаторов, начальников, учителей публичных школ, ученых и писателей, благотворителей и христианских миссионеров в других частях света. Поэтому среди членов ордена находилось место для людей разных способностей, настроений и характеров, и деятельность их разнообразилась до бесконечности в зависимости от личных качеств самих деятелей и тех людей, с кем приходилось иметь дело, от самого свойства той или другой политической, педагогической, литературной или всякой иной задачи, от той, наконец, культурно‑социальной среды, в какой приходилось действовать. И вместе с тем орден имел организацию, в которой были соединены принципы католической иерархии с такими началами, на каких обыкновенно бывают основаны военная дисциплина и бюрократическая тайна или весь строй и все поведение тайных обществ.

Основателем ордена был испанский дворянин Игнатий (Иниго) Лойола (1491–1556), но настоящим его организатором, без которого орден, быть может, и не получил бы такого значения, был преемник Лойолы Диего Лайнес (ум. 1565 г.), один из видных деятелей тридентского собора, при котором (1558 г.) иезуиты окончательно приняли написанный Лойолою устав (Constitutiones) собъяснениями (declarationes) нового своего начальника, и членам ордена разрешено было вести светский образ жизни.

Лойола в ранней юности был пажом при дворе Фердинанда Католика, но праздная жизнь придворного кавалера ему надоела, и стремление к подвигам и приключениям, воспитывавшееся в то время, между прочим, и чтением рыцарских романов, увлекло его в военную службу. Тридцати лет от роду он участвовал в войне Карла V с Франциском I, во время которой однажды ядро раздробило ему правую ногу; пришлось подвергнуться мучительной операции, после которой он остался все‑таки хромым. Во время продолжительного лечения Лойола предался чтению житий святых, которое направило его страстную и деятельную натуру к новой цели – служить св. церкви в качестве духовного рыцаря, так как святые подвижники, жизнеописания которых он читал, увлекли его воображение и своим героизмом, и своею славою. Это было, однако, религиозное настроение, весьма отличное от того, которое несколько раньше сделало Лютера монахом: если немецкий реформатор, идя в монастырь, заботился прежде всего о своем личном спасении, то целью стремлений Лойолы было служение церкви, как он только и мог его, конечно, понимать при своем строго католическом воспитании и рыцарском настроении, нисколько не сомневаясь в том, что это богоугодное дело доставит ему небесную славу. Указанный переворот в жизни Лойолы произошел в том самом году (1522), когда в Германии уже начиналось реформационное движение, и весьма естественно, что для рыцаря католицизма борьба с ересью должна была впоследствии сделаться одною из главных задач. Случилось это, впрочем, не сразу. Вскоре по выздоровлении Лойола отправился в Монсеррат, где был чудотворный образ Богоматери, повесил при этой иконе свой меч и с посохом в руках простоял целую ночь у неё на страже, подобно тому, как это делали романтические рыцари, оказывая тем почет дамам своего сердца. Затем он задумал идти на богомолье в Святую Землю в подражание прежним паломникам и крестоносцам, но это ему удалось не тотчас же, по причине заразной болезни, свирепствовавшей на Востоке. На некоторое время он поступил в один доминиканский монастырь, где удручал свою плоть аскетическими подвигами, – по преданию, жил даже в какой‑то пещере, – и до такой степени расстроил свое здоровье, что его стали посещать галлюцинации религиозного характера: ему являлись Христос, Св. Дева; он видел отверстые небеса и мучения грешников в аду. В 1523 г. он, питаясь подаянием, добрался наконец до Иерусалима с планом обращения турок в христианство: это было временем развития турецкого могущества, угрожавшего всему христианству, и не мудрено, что у Лойолы явилась мысль соединить паломничество в Палестину с миссионерством среди магометан. План был совершенно фантастический: Лойола не знал по‑турецки, совсем не был знаком с учением Магомета, да и в христианском богословии оказался весьма слабым. Палестинские францисканцы, к которым он явился, отнеслись к нему с величайшим недоверием и постарались его выпроводить на родину. Лойола понял тогда необходимость образования и стал учиться в разных испанских школах грамматике, философии, богословию, навлекая на себя своим странным поведением подозрение инквизиции, два раза подвергавшей его даже заключению и допросу и чуть было не приговорившей его к сожжению. Тридцати слишком лет от роду Лойола отправился в Париж, чтобы закончить в этом городе свое образование, продолжая жить в крайней нищете и питаться милостыней. Здесь он сблизился с савойцем Лефевром, испанцами Франциском Ксавьером, Алонзо Сальмероном, Диего Лайнесом и Николаем Бобадильей, а также с португальцем Симоном Родригесом, которых и склонил к мысли об основании ордена для обращения в лоно истинной церкви неверных и еретиков, ибо протестанты в это время (1534 г.) уже заставляли сильно о себе говорить. К этому маленькому обществу скоро (1537 г.) присоединилось по одному французу (Жан Кодюр), женевцу (Ле Же) и нидерландцу (Паскаль Бруэ), так что с самого начала намечался уже интернациональный характер будущего ордена. Сделанная затем Лойолою новая попытка отправиться в Турцию не удалась. По случаю бывшей в то время войны сам он и сопровождавшие его товарищи задержались в Венеции, где народ начал смотреть на них, как на святых, а подозрительные власти наоборот – как на людей опасных: здесь они совершали полные самоотвержения подвиги, посвятив себя уходу за больными, страдавшими самыми отвратительными болезнями, а своею экзальтацией Лойола и ранее уже обращал на себя внимание испанской инквизиции, так что в случившихся в Венеции с маленькой компанией неприятностях не было ничего удивительного. Еще ранее члены будущего ордена дали торжественный обет в случае неудачи миссионерства в Палестине отдать себя в полное распоряжение папы и в 1538 г. привели в исполнение этот обет, когда для них вполне выяснилось, что наилучшим образом они могли бы служить церкви, борясь с протестантизмом, и когда их мысль об основании Иисусовой дружины (phalanx Jesu, позднее societas Jesu) достаточно созрела, чтобы осуществиться. Тогдашний папа, Павел III, долго колебался согласиться на их просьбу разрешить основание нового ордена. Он сам находил странности в поведении Лойолы и притом не соглашался с некоторыми пунктами проектированного устава, а кроме того, его отговаривали от согласия представители других орденов, вообще ревниво относившихся друг к другу и не благоволивших к основанию новых орденов. С другой стороны, однако, будущие иезуиты, живя в Риме, своим аскетизмом, проповедничеством, делами благотворения из собираемой милостыни, успели уже настолько прославиться, что португальский король просил у Лойолы миссионеров для Индии, и в Португалию на этот зов отправились Ксавиер и Родригес. Только осенью 1540 г. Павел III, увидевший в конце концов во всем этом перст Божий («digitus Dei hic est»), буллою «Regimini militantis» утвердил орден, первым пожизненным генералом которого вскоре был избран сам Лойола, еще до основания ордена, как и товарищи его, принявший сан священника.