Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Для исполнения всех тех обязанностей, какие орден налагал на своих членов, нужны были разные характеры, разные способности, и иезуиты в этом отношении каждому своему сочлену находили подходящее место. Поэтому в ордене встречались люди самых противоположных качеств: фанатики, готовые мучить других и сами идти на мучения, и расчетливые политики; добряки, служившие орудием в чужих руках, и бессердечные эгоисты, не останавливавшиеся ни перед какими средствами, и т. д. Разнообразная деятельность ордена, члены которого занимались самыми неодинаковыми профессиями, требовала и соответственных тому людей, но, кроме того, иезуиты должны были приспособляться и сами к обстоятельствам. Мы увидим еще, что на принципе приспособления к обстоятельствам были основаны в частности и этика, и политика иезуитов, но та же черта проходит и через всю их деятельность вообще: в качестве духовников это были самые покладистые руководители, облегчавшие людям возможность грешить, не тревожа своей совести, что особенно было важно по отношению к государям, делавшим иезуитов своими духовными отцами; в качестве педагогов они подлаживались к воспитанникам и, подметив их слабые стороны, эксплуатировали их в целях ордена. Где важны были благочестие и благотворительность, там иезуиты отличались этими качествами; где дорожили образованием, они устраивали школы и давали бесплатное обучение; на ученых людей они действовали своей эрудицией, своими литературными трудами, на народные массы – особою пышностью богослужения, внешнею занимательностью проповеди, в которую вставлялись смешные анекдоты, остроты, шутки и т. п. Как миссионеры, они приспособлялись даже к верованиям и обычаям язычников, делая уступки их суевериям, позволяя соблюдение их обрядов, скрывая подробности христианского учения, если замечали, что последние шокировали язычников, одним словом, довольствуясь нередко чисто внешним присоединением их к христианству. Все это и многие другие факты той же категории относятся к основному принципу деятельности иезуитов – не становиться в слишком резкую оппозицию к мнениям и привычкам того общества, на которое нужно было действовать, напротив, приспособляться, прилаживаться к нему, Ісогда нужно, потакать ему, поощрять даже его дурные наклонности, ибо и это могло быть направлено А. M. D. G. (ad majorem Dei gloriam, каков был девиз ордена).

Главными средствами, которыми действовали иезуиты, были педагогия и дипломатия, имевшие свои особые руководящие начала, главным образом в моральных и политических воззрениях ордена. Иезуиты основали громадное количество школ, с которыми часто не могли соперничать школы протестантские по собственному сознанию самих протестантов. Иезуиты были хорошими организаторами и в школьном деле. Они завели в нем образцовые внешние порядки, лучшие методы обучения, приспособив к возрасту учеников бывшее тогда в ходу классическое образование. В иезуитские школы даже протестанты нередко отдавали своих детей, видя все преимущества новых школ. Сам знаменитый Бэкон Веруламский находил, что лучшей системы образования юношества, как та, которая была в иезуитских классах, не могло существовать. Иезуиты, действительно, прилагали большое старание к развитию школьного дела в духе той «ratio studiorum», которая была интегральною частью их «конституции». Но вся их система была на деле простою дрессировкою ума без сообщения ему способности ксамостоятельному развитию: ученики иезуитов выучивались не только читать, но и говорить, писать, даже сочинять стихи по‑латыни, приобретали массу знаний в виде хронологических дат, знаменитых изречений, анекдотов, знакомились с философией и богословием по средневековым методам и воззрениям, но настоящей науки, не испорченной очищениями ad usum scholarum, в этой системе не было. Рука об руку с этим шло воспитание в духе безусловного повиновения и нерассуждения, соперничества между товарищами и взаимного шпионства, наушничества и потакания нравственным недостаткам, когда это казалось удобным или выгодным для воспитателей, для ордена или для церкви. Одним словом, это была система, которою калечились и ум, и нравственное чувство подрастающих поколений, потому что и в школу иезуитами вносились те же приемы, с какими они действовали в жизни, являясь при дворах государей духовниками, советниками, посланниками, интригуя при высокопоставленных лицах и вождях политических партий, сея раздоры между нациями, исповеданиями, классами общества, между государями и их подданными и т. п. И педагогия, и политическая деятельность иезуитов имели одни и те же руководящие начала в том, что всем следует пользоваться, ничем не нужно пренебрегать, если только это может служить «к вящей славе Божией».

Иезуитская мораль совершенно убивала личное начало в жизни человека. Лойолою был составлен особый план «духовных упражнений» (exercita spiritualia), посредством которых человек должен был доводить себя путем искусственной экзальтации до состояния, когда можно было вкушать высшее блаженство, отказываясь от собственных суждений, от собственной воли, сознавая себя лишь служебною частью целого. Слепое повиновение равным образом могло осуществляться лишь при полном отречении человека от своего я: младший должен был, как мы видели, стать как бы трупом, которому старший придает какое угодно положение. Индивидуальная совесть вынуждалась, так сказать, молчать перед коллективною совестью целого ордена, потому что требование послушания не знало никаких ограничений. Прежнее иерархическое повиновение «даже до смерти» имело свои пределы в тех случаях, когда старшие стали бы приказывать младшим совершение каких‑либо поступков, имеющих значение смертных грехов, у иезуитов же начальник брал на себя полную моральную ответственность за все поступки подчиненных, совершенные по его приказанию, так как у подчинённых не могло быть ни своего суждения, ни своей воли, ни, следовательно, своей совести, раз предполагалось, что то или другое совершается ad majorem Dei gloriam. Отсюда было недалеко до разрешения грешить с принятием греха старшим на самого себя и до знаменитого оправдания средств целью («цель оправдывает средства»), хотя оно и не было специальным иезуитским изобретением. Не меньшую знаменитость, чем это «правило», получила так называемая «reservatio mentalis», разрешавшая говорить неправду под тем условием, чтобы правду держать в уме, или думать при этом о чем‑либо постороннем, или же суживать смысл даваемого обещания и приносимой присяги и ставить их исполнение в зависимость от умалчиваемых условий. Тем же духом проникнута и иезуитская теория, известная под названием пробабилизма: грешит человек лишь тогда, когда сознательно совершает заведомый грех, но если относительно поступка существует лишь вероятность греха, то совершать его можно даже вопреки голосу совести. Иезуиты, учившие в своих школах искусству защищать диаметрально противоположные тезисы, в качестве духовников создали целую казуистическую теорию, которою оправдывались разные грехи, и в духе этой теории писались целые руководства для исповедников. Самое существо морали убивалось грубым утилитаризмом иезуитской этики, тем более, что и голос совести должен был молчать перед мнением какого‑либо авторитета или повелением папы, хотя бы он предписывал грех и осуждал добродетель. Эта легкая, покладистая и выгодная мораль была весьма сильным орудием в руках иезуитов. В богословском споре об оправдании они стали на точку зрения, диаметрально противоположную протестантской, признав свободную волю и собственные усилия человека в деле спасения: естественная свобода ведет к греху, отпускаемому лишь церковью, а при спасении собственными заслугами нужно духовное руководство со стороны той же церкви, – вот почему иезуитам удобно было принять теорию свободной воли и собственных усилий человека.