Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

неизменно зачаровывала меня. Как и все хорошие врачи, он подстраивался под

тех, с кем беседовал: иногда шутил, а иногда был серьезным; иногда утешал, а

иногда был категоричным. Однажды он разговаривал с дочерью одной из

пациенток; девушка работала медсестрой в Великобритании и неплохо

объяснялась по-английски. Ее пожилая мать перенесла обширный инсульт, и

правая половина мозга погибла. Пациентке сделали декомпрессивную

краниотомию, благодаря чему она не умерла и теперь, спустя несколько дней,

лежала в отделении интенсивной терапии – без сознания и наполовину

парализованная.

– Поговорите с ней, – шепнул мне Дев, – и вы поймете, в чем проблема.

Я обратился к девушке с теми же аргументами, которые использовал в разговорах

с родственниками английских пациентов.

Я объяснил, что если ее мать и выживет, то навсегда останется инвалидом,

нуждающимся в постоянном уходе, а ее разум, ее личность будут серьезно

повреждены.

– Захочет ли она жить вот так? – спросил я. – Вам и остальным членам семьи

следует задаться этим вопросом. Я бы точно не захотел так жить.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – ответила она, – но мы хотели бы, чтобы вы

сделали все возможное.

– Видите? – заметил Дев чуть позже. – Они все такие. Даже в семьях врачей. Они

просто отказываются смотреть правде в глаза.

* * *

Голова девочки была гладко выбрита и зафиксирована с помощью штифта для

черепа. Младшим врачам никак не удавалось установить центральный катетер в

одну из главных шейных вен, и все закончилось тем, что они попали в сонную

артерию. Тогда они решили делать переливание крови (в случае если во время

операции начнется сильное кровотечение) с помощью двух периферических

катетеров, установленных в венах на руках. Таким образом, начало операции

задерживалось.

Бóльшая часть лица пациентки была прикрыта пластырем, удерживающим

эндотрахеальную трубку. Но, несмотря на это, а также на выбритую голову,

девочка, с ее широким тибетским лицом, светло-коричневой кожей и чуть

красноватыми щеками, выглядела до боли милой и хрупкой.

Дев стоял у ее головы.

– Мы с вами вместе учились, – сказал он мне. – Мы думаем в одном и том же

направлении.

У Дева шесть практикантов, которых он научил выполнять простейшие

реанимационные мероприятия, а также вскрывать и закрывать череп при

рядовых операциях. Однако почти все операции он проводит собственноручно.

Порой к нему присоединяются хирурги из-за рубежа, но ненадолго. По шесть дней

в неделю ему приходится разбираться с весьма непростыми случаями – нагрузка

колоссальная.

За шесть недель в Катманду я присутствовал при большем числе серьезных

операций, чем за полгода в Лондоне.

Девочку я видел впервые, хотя утром и успел внимательно изучить снимки ее

мозга.

– Ее уже оперировал один из местных нейрохирургов, – сказал Дев, – но не

думаю, что он много чего удалил. Просто сделал биопсию. Анализы показали

астроцитому на второй стадии.

– Ничего хорошего, – мрачно произнес я, разглядывая снимок. – Опухоль, может,

и доброкачественная, но заключает в себя все структуры вокруг третьего

желудочка, и бог его знает, где находится свод мозга.

– И не говорите, – вздохнул Дев.

Сводом мозга называют две узкие – всего несколько миллиметров – полоски

белого вещества, которые играют решающую роль в работе памяти. Белое

вещество состоит из миллионов изолированных волокон – по сути, электрических

проводов, – которые соединяют между собой восемьдесят (или около того)

миллиардов нейронов человеческого мозга. При повреждении белого вещества

люди во многом теряют способность воспринимать новую информацию, и это

настоящая катастрофа.

В Англии средний доход в сорок раз выше, чем в Непале. Первичную

медицинскую помощь здесь оказывают плохо (хотя и лучше, чем во многих других

странах третьего мира) и столь редкие проблемы со здоровьем, как опухоли мозга,

диагностируют слишком поздно. А значит, к тому моменту, когда опухоль

обнаружат, она неизбежно становится крупнее, чем бывает на Западе, и

оперировать ее гораздо сложнее и опаснее, а вероятность успешного исхода

минимальна. Опухоль мозга у детей – явление редкое и неизбежно вызывающее

бурю эмоций. Умом я понимал, что оперировать этого ребенка – пустая трата

времени и денег, но, в каком бы уголке мира ты ни находился, практически

невозможно отказать просьбам отчаявшихся родителей. Тем более что я и сам

побывал в роли такого родителя. Так или иначе, в этой ситуации решение

принимал Дев, а не я.

Убедившись, что девочку правильно разместили на столе, я отправился в кабинет

Дева и вновь присоединился к нему лишь после того, как прибежала медсестра и

молча подала знак, чтобы я проследовал за ней в операционную.

«И чем я не ветеринар?» – думал я, моя руки над длинной раковиной с

несколькими кранами и дозаторами для йода. Я оперирую пациентов, о которых

ровным счетом ничего не знаю, и в итоге вижу лишь их бритые обезличенные

головы в штифтах для фиксации черепа.

4

Америка

За год до поездки в Непал, то есть еще до выхода на пенсию, я отправился в

Хьюстон на практический семинар, организованный для того, чтобы научить

нейрохирургов-практикантов проводить операции на сосудах головного мозга.

Мне предстояло быть одним из инструкторов. Десять часов в воздухе – и я на

месте. Семинар начинался на следующее утро, в восемь, – сразу же после моей

лекции для коллег, запланированной на семь часов.

В американских больницах работа начинает кипеть спозаранку. Интерны – самые

младшие во врачебной иерархии – зачастую приступают к обходу палат уже в пять

утра.

Как-то я поинтересовался у группы интернов, знают ли они, каковы

физиологические последствия нехватки сна для пациентов. Мысль о том, что

тяжкий труд врача может причинить пациентам вред, озадачила всю группу.

Моя лекция была посвящена ошибкам в нейрохирургии и тому, как их избежать.

В аудитории сидела лишь горстка слушателей; вероятнее всего, остальные

посчитали, что вряд ли они почерпнут для себя что-нибудь полезное из рассказов

непонятного английского хирурга о допущенных им врачебных ошибках.

Плотный завтрак, накрытый в соседней комнате, остался нетронутым.

Перед началом семинара прошел непродолжительный инструктаж. Мы прошли в

небольшое помещение с тремя огромными светодиодными экранами и уселись на

установленные в несколько ярусов скамейки. Все выглядело совершенно новым и