Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

миллиардер.

Позже оказалось, что машина – всего лишь копия, и все равно она стоила добрый

миллион. Миллиардер вроде бы действительно был миллиардером, но выглядел

совершенно непримечательно. Когда он припарковался, возле машины мигом

собрались зеваки, которые принялись фотографировать друг друга на ее фоне.

Следующим утром перед восходом солнца я вышел на пробежку. Уже спустя

несколько минут с меня ручьем полил пот. Я бежал вдоль улицы под высокими

больничными башнями мимо ухоженных цветочных клумб. Рядом с больничным

комплексом раскинулся просторный парк, через который проходит миниатюрная

железная дорога. В одном уголке парка на скамейках, а то и прямо на дорожках

спали десятки бездомных. Позже мне объяснили, что неподалеку находится

церковь, в которой их бесплатно кормят. Когда я возвращался в гостиницу, за

моей спиной поднялось солнце, озарившее многочисленные здания

медицинского центра, и яркий свет, отражавшийся от тысяч больничных окон,

едва не ослепил меня.

5

Краниотомия в сознании

Я всегда придерживался мнения, что хирург не вправе оперировать пациентов,

которых он не знает, вряд ли снова увидит и за которых не несет ответственности

(если бы из-за моей оплошности возникла проблема, разбираться с ней пришлось

бы Деву). Однако я с удивлением обнаружил, что отсутствие человеческого

контакта с непальскими пациентами ничуть не уменьшило мою увлеченность

работой во время операции. Оказалось, что не так уж это и важно. Оперируя в

Катманду, я концентрировался на происходящем точно так же, как и в Лондоне,

да и о пациентах заботился не меньше, хотя теперь моя забота о них стала куда

более абстрактной и обезличенной. Раньше я мысленно критиковал хирургов,

которые слишком отстраненно и холодно относились к пациентам. Однако сейчас,

на закате своей карьеры, я был вынужден признать: пожалуй, тогда во мне

говорило тщеславие и стремление почувствовать собственное превосходство над

коллегами.

Оперируя пациентов, с которыми у них нет личного или эмоционального

контакта, хирурги любят сравнивать себя с ветеринарами. Рядом со старой

больницей в Уимблдоне располагалось отделение ветеринарной хирургии, и одна

из тамошних сотрудниц – Клэр Расбридж – специализировалась на

неврологических нарушениях у животных. Любящие хозяева могут оформить для

домашних питомцев медицинский страховой полис, покрывающий расходы на

МРТ спинного и головного мозга. На наши еженедельные собрания в кабинете

рентгенологии Клэр приносила снимки мозга котов и собак с различными

неврологическими проблемами. Обычно мы рассматривали такие снимки ближе

к концу собрания, в шутку называя эту часть собрания «живым уголком». Они

сильно отличались от хорошо знакомых нам изображений человеческого мозга и

позвоночника. Мы узнали, что кинг-чарльз-спаниели частенько страдают от

нарушения в строении мозга, известного как мальформация Арнольда-Киари,

которая встречается и у людей. А у лабрадоров нередко образуются

злокачественные менингиомы.

Проблема со здоровьем у спаниелей – результат селекционного отбора,

нацеленного на выведение породы с маленькой круглой головой, за которую дают

дополнительные баллы на собачьих выставках. Мальформация Арнольда-Киари

вызывает повреждение спинного мозга, отчего бедные создания мучаются

хроническими болями и постоянно чешутся.

Пару раз мне довелось оперировать вместе с Клэр, хотя ей так и не удалось

отыскать владельца кинг-чарльз-спаниеля, который разрешил бы провести

операцию на своем питомце. Зато однажды мы оперировали барсучиху, которую

кто-то нашел на стадионе «Эпсом-даунс», где она блуждала совершенно

дезориентированная. Ее взял под опеку местный приют для животных,

оплативший позднее проведение МРТ. Снимок показал возможное наличие

гидроцефалии, хотя, если честно, науке мало что известно о барсучьем мозге.

Барсучиха была чудесным созданием; после того как ей ввели наркоз, я несколько

минут держал ее у себя на коленях, поглаживая бело-серую шерстку, а потом Клэр

состригла бóльшую ее часть машинкой, готовя животное к операции. Я попытался

справиться с предполагаемой гидроцефалией мозга.

К тому времени я уже опубликовал статью с заголовком «Нейрохирургия на

Украине» и надеялся добавить в свое резюме строку «Операции на барсучьем

мозге», но операция не увенчалась успехом, и бедное создание умерло. Вернее, мы

его усыпили.

– Ну, наши пациенты хотя бы не мучаются, – сказал после операции коллега

Клэр, наблюдавший за моей работой. – В отличие от ваших.

* * *

Первой операцией, которую я провел совместно с Девом – за два дня до того, как

мы оперировали девочку, – была краниотомия в сознании для удаления опухоли.

В Непале подобная операция проводилась впервые: оборудование для

стимуляции коры головного мозга я привез с собой в чемодане из Лондона. Много

лет назад я стал первым хирургом в Великобритании, воспользовавшимся этой

методикой, чтобы удалить особую разновидность опухоли мозга, известную как

глиома низкой степени злокачественности. В те времена такой подход считался

весьма нестандартным, однако в наши дни он широко применяется в большинстве

нейрохирургических отделений. Фактически это очень простая операция,

позволяющая удалить из мозга бóльшую часть опухоли, чем в случае, когда

пациент находится под общим наркозом. Проблема в том, что опухоль

представляет собой не отдельное скопление инородных клеток, а ткань мозга,

пораженную опухолью: по сути, мозг и опухоль становятся единым целым.

Патологическая ткань, особенно по краям, практически неотличима от здоровой

ткани мозга, и только если пациент в сознании (это позволяет судить о том, что

происходит с пациентом по мере удаления опухоли), можно вовремя определить,

не затронул ли хирург здоровый мозг, что чревато риском его серьезного

повреждения. Пациенты относятся к такой процедуре гораздо спокойнее, чем вы,

вероятно, думаете: необходимо лишь хорошенько объяснить им, для чего все это

нужно.

Мозг не чувствует боли. Боль – это ощущение, рождающееся в мозге в ответ на

электрохимические сигналы, которые ему посылают нервные окончания,

разбросанные по всему нашему телу.

Когда пациенты жалуются на хронические боли, я пытаюсь им объяснить, что

любая боль – у нас в голове, что если я прищемлю мизинец, то ощущение боли в

нем будет иллюзией.

Боль и правда сосредоточена не в пальце, а в головном мозге: это