Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

электрохимическая реакция, протекающая в мозге в соответствии с составленной

им картой тела. Я пытаюсь все это объяснить в надежде, что пациент поймет:

психологический подход к избавлению от боли может быть не менее

эффективным, чем «физическое» лечение. Мысли и чувства, в том числе и боль, –

все они являются физическими процессами, протекающими в нашем мозге. Нет

причин считать, будто «реальная» боль, вызванная травмой тела, с которым

связан мозг, должна быть более или менее мучительной, чем боль, рожденная

непосредственно в мозге – без внешнего воздействия со стороны тела.

Фантомные боли в ампутированных конечностях могут сводить с ума. Однако

большинство пациентов с хроническими болями или синдромом хронической

усталости отказываются это признавать. Им кажется, что врач не воспринимает их

жалобы всерьез – а такое тоже частенько бывает, – когда говорит, что их боль

имеет психологическую составляющую, и предлагает прибегнуть к

психологическим методам лечения.

В нас прочно укоренилось двойственное восприятие разума и материи как

отделимых друг от друга сущностей. Яркий пример тому – вера в нематериальную

душу, которая каким-то непонятным образом способна пережить тело и мозг. Мое

«Я», мое сознание, моя личность, которая пишет эти слова, не воспринимает себя

как череду электрохимических реакций, хотя именно ею и является.

Для краниотомии в сознании необходима лишь местная анестезия кожи головы,

после чего вся операция проходит совершенно безболезненно. Правда, пациенты

жалуются на слишком громкий звук, когда сверлишь череп: в данном случае

кости черепа выступают в роли звукового отражателя.

По этой причине для первой части операции я предпочитаю использовать

непродолжительный общий наркоз. Затем пациента будят, но в отличие от

обычных операций, когда человек просыпается уже в больничной палате, при

краниотомии в сознании он приходит в себя прямо в операционной – в самый

разгар операции.

Ту часть операции, когда пациент в сознании, можно провести несколькими

способами. Все они подразумевают стимуляцию головного мозга электродами, что

позволяет хирургу понять, с каким функциональным участком поверхности мозга

он имеет дело. Кратковременно стимулируя или «оглушая» различные участки

мозга при помощи электродов, нейрохирург заставляет пациента двигать

конечностями или, например, мешает ему нормально говорить. Это немного

напоминает управление марионеткой. Кроме того, пациента регулярно просят

выполнить какое-нибудь простейшее задание или описать, что он видит на

предложенных иллюстрациях, если опухоль расположена рядом с речевыми

центрами мозга. Некоторые нейрохирурги работают в паре со специалистами по

речевым проблемам или физиотерапевтами, которые беседуют с пациентом в

течение операции и оценивают его состояние. Я же неизменно полагался на

анестезиологов, в частности на Джудит Динсмор, чьи обширнейший опыт и

способность внушать доверие ни разу меня не подводили: благодаря ей пациенты

на операционном столе всегда сохраняли спокойствие и были готовы

сотрудничать.

Во время таких операций меня и пациента разделял прозрачный экран. Джудит

сидела лицом к пациенту, беседовала с ним и проверяла различные его функции –

способность бегло говорить, читать или двигать конечностями со стороны тела,

противоположной полушарию мозга, в котором угнездилась опухоль (почему-то в

ходе эволюции мозг развился таким образом, что каждое его полушарие

контролирует противоположную половину тела). Стоя позади стола над вскрытой

головой с обнаженным мозгом, я следил за Джудит через прозрачный экран и

прислушивался к ее словам, пока она проверяла состояние пациента. Когда в ее

взгляде мелькала тревога, я понимал, что пора остановиться. Если бы пациент

был под общим наркозом, мне пришлось бы прекратить операцию гораздо

раньше, удалив меньшую часть опухоли. Мне бы никак не удалось определить,

удаляю ли я по-прежнему опухоль или уже принялся за здоровую ткань мозга,

выполняющую ту или иную важную функцию. Очевидно, что самые сложные

социальные и интеллектуальные функции мозга проверить во время операции

невозможно, но с этим проблем, как правило, не возникает. Обычно становится

понятно, что глиома низкой степени злокачественности чересчур разрослась – а

следовательно, не подлежит хирургическому лечению – еще до того, как личность

пациента оказывается под угрозой.

Я оперировал с помощью микроскопа, который оборудован подключенной к

видеомонитору камерой. При подобных операциях хирург манипулирует

преимущественно вакуумным отсосом или ультразвуковым аспиратором (по сути,

он представляет собой тот же отсос с ультразвуковым наконечником, который

измельчает удаляемые ткани и превращает их в эмульсию). Когда

рассматриваешь мозг пациента в микроскоп, обычно только и видишь белое

вещество, напоминающее гладкое густое желе. Чаще всего – но не всегда – из-за

опухоли оно несколько темнее, чем у здорового человека. Мне понадобилось

время, чтобы научиться оперировать вот так – с находящимся в сознании

пациентом. Я всегда немного переживаю во время операций, и поначалу мысль о

бодрствующем пациенте лишь усиливала беспокойство, а ведь ради пациента мне

нужно было сохранять полное спокойствие и излучать уверенность, которую я

далеко не всегда чувствовал.

«Хотите увидеть свой мозг?» – спрашивал я пациентов. Одни охотно соглашались,

другие отказывались. Тем, кто соглашался, я говорил: «Вы один из немногих

людей за всю историю человечества, которым довелось увидеть собственный

мозг!» И пациенты в благоговейном трепете смотрели на монитор,

показывающий их мозг. Был у меня даже случай, когда зрительная кора левого

полушария (участок мозга, отвечающий за зрительное восприятие с правой

стороны) смотрела на саму себя. Можно предположить, что в такой ситуации

должен наблюдаться некий философский аналог акустической обратной связи [7] –

своего рода метафизический взрыв. Но ничего подобного. Хотя один пациент,

взглянув на отвечающий за речь участок коры своего мозга, который я

обрабатывал отсосом, параллельно объясняя, что веду беседу именно с этим

кусочком вещества, сказал: «Безумие какое-то».

* * *

Первая в истории Непала краниотомия в сознании приближалась к концу, когда

одну из ног пациента внезапно парализовало.

– Скорее всего это лишь временно, – заверил я Дева. – Такое случается, когда