Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

фирмы, которая, в свою очередь, выступала от лица ответчиков.

Англичанка, проводившая отпуск в США, попала в незначительную аварию, после

чего обратилась ко мне с жалобами, характерными для хлыстовой травмы. МРТ не

выявила серьезных повреждений шеи, и я заверил пациентку, что со временем ей

станет лучше. Но как показывает практика, далеко не всегда можно предугадать,

действительно ли пациенту станет лучше. При хлыстовой травме развиваются

тупые и острые боли, а также дискомфорт в области шеи и рук, не

соответствующий ни одному из известных патологических процессов вроде

перелома, разрыва мышцы или защемления нерва. Такие боли могут не пройти

сами собой за время, в течение которого обычно восстанавливаются

поврежденные мягкие ткани. Достоверно известно, что перечисленные симптомы

не наблюдаются в странах, в которых официально не существует такого диагноза,

как хлыстовая травма после мелкой автомобильной аварии.

Считается, что хлыстовую травму якобы может получить человек, в чей

автомобиль сзади врезалась другая машина. Как правило, подобные аварии

происходят на невысокой скорости, и на водителя с пассажирами воздействуют

относительно слабые силы, которых недостаточно для причинения явных травм,

но которые по какой-то неведомой причине оказываются способны вызвать

серьезные и продолжительные симптомы без признаков ушиба, отека или других

изменений, которые можно было бы обнаружить с помощью МРТ или рентгена.

Замечено, кстати, что, катаясь на игрушечных автомобилях в парке аттракционов,

люди намеренно врезаются друг в друга, и тем не менее никто из них не жалуется

потом на симптомы хлыстовой травмы. Несоответствие между тяжестью

симптомов и отсутствием очевидной травмы принято списывать на

гипотетический «эффект хлыста». Предположительно в момент удара шея

движется подобно хлысту при взмахе рукой, что ни разу не было

продемонстрировано экспериментально и скорее всего является выдумкой чистой

воды.

Когда я еще работал в больнице и вел амбулаторный прием, ко мне обращалось

немало людей с аналогичными жалобами. Было очевидно, что многие из них не

пытаются симулировать – они просто невольные жертвы эффекта ноцебо,

обратного эффекту плацебо. При эффекте плацебо, который неплохо изучен,

люди излечиваются или как минимум начинают лучше себя чувствовать

благодаря самовнушению: им помогает само ожидание успешного результата.

Что же касается хлыстовой травмы, то перспектива получить денежную

компенсацию в сочетании с глубокой убежденностью в серьезности травмы может

способствовать возникновению вполне реальных и довольно интенсивных

болевых ощущений, которые в действительности являются лишь плодом

воображения.

По сути, такие люди стали жертвами судебно-медицинской индустрии и

философского дуализма, который рассматривает разум и мозг как две отдельные

сущности, а вовсе не физической травмы, нанесенной телу. Это современный

аналог документально подтвержденного феномена: когда колдун в первобытном

племени проклинает кого-либо, жертва и впрямь заболевает. Но причиной

болезни, естественно, становится не проклятие, а сила внушения и вера в

сверхъестественные способности колдуна.

Тот конкретный случай, из-за которого меня вызвали в суд в качестве свидетеля,

был вдвойне ироничным: муж пациентки работал юристом и специализировался

как раз на возмещении ущерба за причиненный физический вред.

Первое уведомление о судебных слушаниях (а если точнее, о «приобщении к делу

вещественных доказательств в присутствии назначенного судом эксперта») мне

выдали всего за две недели до их проведения. Мне сообщили, что я должен

посетить заседание, но о том, что закон обязывает меня это делать, никто не

упомянул. Моя секретарша ответила адвокату, пославшему письмо, что я не смогу

присутствовать, потому что на тот день у меня назначены операции и

амбулаторный прием. После этого со мной никто не связывался, и я было решил,

что от меня отстали. Но адвокат, видимо, решил преподать мне урок и послал

постановление через Верховный суд.

В день слушаний мне предстояло провести несколько срочных операций, которые

никак нельзя было отложить. Я приступил к работе в семь утра и вынужден был

оперировать в ускоренном темпе, что ненавижу делать. Я не выспался и сильно

злился из-за того, что меня отвлекают от работы под столь нелепым предлогом.

Никто не собирался платить мне за бездарно потраченное время, но юристу,

несомненно, полагались сотни, а то и тысячи фунтов за попытки выведать у меня,

какой точки зрения придерживается медицина. Я знал, что смысла в моем

присутствии нет, так как мы с пациенткой виделись всего два раза, да и то четыре

года назад. Я ровным счетом ничего о ней не помнил, а в распоряжении юристов

и без того имелись копии моих писем. Добавить к тому, что я изложил в них

ранее, было нечего. Итак, я чертовски злился и за день до слушаний позвонил

адвокату, чтобы высказать все, что об этом думаю.

Офис адвокатской конторы размещался в огромном здании сразу за лондонским

Тауэром – в этакой постмодернистской башне из стекла и мрамора. Исполненный

праведного гнева, я прошествовал мимо мужчин в строгих костюмах, куривших у

входа, и зашел внутрь, держа в руках складной велосипед и дипломат.

У секретаря в элегантной униформе я получил ламинированный гостевой

пропуск, преодолел турникет из нержавеющей стали и поднялся на седьмой этаж

в одном из многочисленных скоростных лифтов, в кабине которого висели

затемненные зеркала. Сколько времени мы сэкономили бы, будь у нас в больнице

подобные лифты!

Выйдя на седьмом этаже, я очутился в трехуровневом атриуме все с теми же

мраморными стенами и полом. Из высоких зеркальных окон открывался

панорамный вид на деловой центр Лондона – на здание Ллойда и ряд не менее

внушительных офисных зданий, окружавших его. Я объявил о своем прибытии,

после чего вынужден был какое-то время подождать. С угрюмым восхищением

созерцал я город на фоне ясного неба: «Ну чем не Вавилон! Блестящее сердце

культуры расточительства, поглощающей и саму себя, и планету». По винтовой

лестнице из стекла, стали и дерева твердой походкой спустился судебный адвокат

– лощеный, худощавый, одетый в серый костюм в тонкую полоску, – которого

Верховный суд назначил для снятия моих показаний. Он представился и, как мне

показалось, несколько извиняющимся тоном поблагодарил меня за то, что я

пришел.