Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

Стремясь утешить и успокоить Наташу, Иван Петрович уже не может уследить за каждым своим словом, у него вы­рывается:

«— Неужели можно так волноваться из-за того только, что дурной человек что-нибудь подумает! — сказал я.

— Почему же он дурной? — спросила она».

Как видим, теперь роли переменились. Иван Петрович осмелился сказать вслух то, что оба думали про себя, и На­таша сразу бросается защищать князя. Иван Петрович по­нимает, что заставило Наташу забыть все свои подозрения и броситься отстаивать князя: таково уж свойство ее характе­ра — «захвалить человека, упорно считать его лучше, чем он в самом деле, сгоряча преувеличивать в нем доброе... Тяжело таким людям потом разочаровываться; еще тяжелее, когда чувствуешь, что сам виноват».

Достоевский постепенно, начиная с поведения князя в торжественный миг, когда он явился с предложением, и даль­ше, нагнетая у читателя подозрения, уже подготовил нас к мысли, что князь не был искренен, когда явился к Наташе, что предложение, сделанное им так торжественно, — только хитрый шаг. Это мы понимаем, уже ненавидим и даже боим­ся князя — особенно после слов, сорвавшихся о нем у Мас­лобоева. Какое такое «дельце» можно было «разыскивать» для князя, что даже Маслобоев удивился? Не грозит ли это «дельце» новыми неприятностями и обидами Наташе?

Да, мы уже твердо поняли: от князя нечего ждать, кроме обиды и горя, но вот чего мы не можем понять: зачем же он устроил весь этот спектакль с красивыми словами, с разгово­ром о браке? Какая у него цель? Чего он добивается?

В том-то и особенность книг Достоевского, что главное в них — не развитие действия, не смена событий, но всегда — психология героев. Читателю важно понять характеры дей­ствующих лиц, постичь, почему они действуют так, а не иначе, как приходят к тем или иным поступкам и решениям, что происходит в человеческой душе. Поэтому, уже понимая подлую сущность поступков князя, мы хотим проникнуть в душевный смысл этих поступков: как может быть человек столь подл, столь беспринципен?

Может быть, Наташа первая начала подозревать, чего добивается князь, но ей так не хотелось верить его коварст­ву, что подозрения свои Наташа держит при себе и не хочет признаваться в них даже Ивану Петровичу. Однако увидев, что ее друг собрался уходить, Наташа заговаривает с ним о главном, что ее волнует: об Алеше. Сегодня утром он был у нее недолго, «влетел таким мотыльком, таким фатом, все перед зеркалом вертелся. Уж очень он как-то без церемонии теперь...»

Вот она и высказала свои опасения: если раньше Алеша чувствовал хоть какую-то ответственность за ее судьбу, был вынужден относиться серьезно к своим отношениям с ней, то теперь, когда его отец сам явился к Наташе и сделал пред­ложение за сына, Алеша почувствовал себя вправе освобо­диться от ноши ответственности.

И тут же Наташа принимается обвинять во всем проис­ходящем себя: «Ах, какие мы все требовательные, Ваня, какие капризные деспоты!..»

Обвинив себя, она утешается: раз виновата во всем она сама, то это еще можно исправить: можно послать за Але­шей, она будет с ним весела и приветлива, а тогда, может быть, все будет хорошо.

В глубине души она знает, что хорошо уже не будет, что подозрения ее справедливы, она правильно поняла тактику князя. Но так хочется поверить тому, чему хочется верить... На этом Наташа прощается с Иваном Петровичем — и опять остается одна со своими мыслями.

На второй день Наташа опять одна. Ивана Петровича она встречает сухо, расспрашивает его о Елене, но на вопросы об Алеше старается не отвечать и почти не скрывает, что хочет остаться одна.

Иван Петрович не может объективно понять Наташу, по­тому что любит ее. Достоевский сам за Ивана Петровича подсказывает нам выводы. Во вчерашней сцене мы видели, как Наташа хотела, жаждала обмануть себя, разрушить соб­ственные подозрения, заставив себя поверить, что все идет хорошо, когда все идет плохо. Сегодняшнее ее поведение то­же раскрывает психологию любящего человека: «У нее опять горе», — подумал Иван Петрович и был прав. Но чем сильнее это еще не известное нам горе, тем больше хочется Наташе скрыть его от своего единственного друга, и она явно почувст­вовала облегчение, когда Иван Петрович стал прощаться.

Понимая все это, Иван Петрович идет домой грустный и озабоченный. О его психологии мы задумывались мало, а ведь это — тоже сложная и трудная психология любящего человека. Он любит, как редко кому удается любить, не по­зволяя себе ревности, по известной пушкинской формуле: «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам бог лю­бимой быть другим». Самое большое его огорчение — то, что не видит он в Алеше той истинной любви, какой желал бы Наташе, какой сам он ее любит, — любви-самопожертвова­ния, отказа от своего счастья ради счастья любимой.

Наташа обмолвилась, что и сегодня Алеша был у нее, но недолго. Конечно, Иван Петрович поверил ей, но эти быст­рые, короткие визиты смущают его: так ли вел бы себя он сам в положении Алеши? И почему Наташа явно не хочет с ним разговаривать?

То, что узнал Иван Петрович у Наташи на третий день, поразило его, «как будто ударило в самое сердце». Встретила она его «недовольным, жестким взглядом», а на его вопро­сы отвечала: «Знаешь что, Ваня... будь добр, уйди от меня, ты мне очень мешаешь...»

Ничего не понимая, Иван Петрович вышел — и от слу­жанки Мавры узнал правду: Алеша не был ни вчера, ни сего­дня, «с третьего дня глаз не кажет»; и если вчера Наташа гово­рила, что он был, то это только из гордости, «больно ее заело».

Каждый из четырех дней, пока ждут князя, труден по- своему и для Наташи, ее дни идут мучительно медленно, без событий, в раздумьях, и для Ивана Петровича: каждый сле­дующий его день еще больше насыщен событиями и беготней, чем предыдущий. Вот и в третий день — пятницу — у него воз­никает множество дел и множество беготни. С утра — за деньгами к издателю, потом на рынок, затем домой —трудный разговор с Еленой, от нее к Наташе — и, узнав неве« роятную новость о том, что Алеша не приходил, «прямо к Але­ше», которого, конечно, не было дома, — Иван Петрович мог только оставить ему записку.

Иван Петрович решительно не может ничего понять: раз Алеши нет ни у Наташи, ни дома, значит, он у Катерины Фе­доровны, что уж и по любым меркам странно: собираясь же­ниться на одной женщине, забросить ее и проводить все вре­мя у другой. Иван Петрович недоумевает, но есть человек, который давно все понял, и, когда Иван Петрович, совсем уже больной, «едва дошел домой», этот человек давно ждет его, с трудом уговорив Елену открыть дверь и пустить его в квартиру. Человек этот — отец Наташи, старик Ихменев.