Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

2. Дуэль?

Старика удивляет присутствие Еле­ны, огорчает больной вид Ивана Петров вича, но все это отступает перед тем ре­шением, с которым он пришел сюда. Ни­колай Сергеич слишком занят болью за дочь — он не может ни говорить, ни ду­мать ни о чем другом. Не сразу он ре­шился сказать, зачем пришел, но «рас­сердился на себя за свою ненаходчи- бость» — и решился:

«Ну, да что тут еще объяснять! Сам понимаешь. Просто- напросто я вызываю князя на дуэль, а тебя прошу устроить это дело и быть моим секундантом».

Этот разговор Ивана Петровича с отцом Наташи еще раз показывает безысходность положения униженных и оскорб­ленных — ведь и последнее средство, на которое решился растоптанный князем старик, невозможно: оно не может при­нести ничего, кроме новых оскорблений. Сначала Иван Пет­рович вообще не может понять Николая Сергеича: «Какой же предлог, какая цель? И наконец, как это можно?»

Но решение старика, видимо, продумано уже давно. Он объясняет, что тяжба его кончилась, князь уже выиграл дело и теперь не может обвинить Ихменева, что он затеял дуэль,чтобы не платить ему денег... Вопрос решен: Ихменевка бу­дет по суду передана князю, «следовательно, нет никаких за­труднений, и потому не угодно ли к барьеру».

Иван Петрович чувствует: решение вызвать на дуэль при­шло именно теперь, когда князь согласился на брак своего сына с Наташей, — значит, Николай Сергеич хочет любой це­ной не допустить этого брака — почему же? На первый взгляд, его поведение нелогично, противоречиво: ведь он сам не простил дочери именно того, что она покрыла себя позо­ром, уйдя из дома к любимому человеку, не дождавшись бра­ка с ним. Ведь отец «вырвал ее из... сердца, вырвал раз и на­всегда», а теперь, когда возникла надежда на то, что Ната­ша восстановит в глазах света свою честь, выйдя замуж за молодого князя, — отец ее не только не хочет согласиться на этот брак, но стремится помешать ему.

Оскорбленная гордость заставляет старика Ихменева смотреть на многое иначе, чем он смотрел еще несколько ме­сяцев назад. Теперь ему кажется: самое страшное для На­таши — быть связанной с князьями Валковскими. Раньше он считался с мнением общества, страдал от мысли, что ;его дочь осуждена светом. Теперь он говорит совсем другое:

«— А плевать на все светские мнения, вот как она долж­на думать! Она должна сознать, что главнейший позор за­ключается для нее в этом браке, именно в связи с этими под­лыми людьми, с этим жалким светом. Благородная гор­дость — вот ответ ее свету».

Казалось бы, Николай Сергеич наконец рассуждает ра­зумно. Но нет — он не простил дочь, в нем все еще говорит прежде всего оскорбленная гордость. Он по-прежнему ставит условия: пусть Наташа сама откажется от брака с Алешей, тогда он согласен простить и защитить ее от любого, кому вздумается ее обижать.

До чувств дочери старику нет дела, он думает только о своей любви к ней.

Как всегда бывает в таких случаях, отец не прав там, где отдается отцовскому чувству ревности и обиды за дочь, но он прав, когда думает о будущем дочери, — Иван Петро­вич поневоле соглашается с ним. Но выход, придуманный стариком, — никак не годится. «Неужели вы могли хоть одну минуту думать, что князь примет ваш вызов?» — спрашивает Иван Петрович.

Об этом ослепленный старик не подумал.

«— Как не примет? Что ты, опомнись!» — восклицает он. Иван Петрович убедительно доказывает ему, что князь «найдет отговорку, совершенно достаточную; сделает все это с педантской важностью» и только осмеет Ихменева.

Его аргументы сразили старика: все это непонятно ему с его старинным кодексом чести, с его представлениями о бла­городстве. Николай Сергеич растерянно восклицает:

«— Да как это он не примет? Нет, Ваня, ты просто ка­кой-то поэт; именно настоящий поэт! Да что ж, по-твоему, неприлично, что ли, со мной драться? Я не хуже его. Я ста­рик, оскорбленный отец; ты — русский литератор и потому лицо тоже почетное, можешь быть секундантом и... и...»

Неужели для князя Валковского могут иметь хоть какое- то значение эти понятия: оскорбленный отец, русский литера­тор... Он ведь сам открыто говорил Наташе, что любит день­ги и положение в свете — какое может быть положение у нищего литератора и помещика, потерявшего последнее по­местье? Не снизойдет князь до этих людей — Иван Петрович прав, и старик постепенно понимает это. Единственное, что ему остается теперь, когда рухнула последняя его надежда спасти дочь, подставив себя под пистолет, — это вручить Ивану Петровичу «сто пятьдесят рублей, на первый слу­чай» — «слишком ясно», какой первый случай он имеет в виду: Наташа останется брошенная, униженная, без денег, ей понадобится его помощь...

3- Наташа и князь

Проходит долгий третий день, кото­рый Наташа опять проводит в ожида­нии, и вот наступает четвертый — день, когда все должно объясниться, когда при­едет, наконец, князь. Что еще может ав­тор сообщить нам о князе Валковском? На протяжении второй части романа мы так много узнали о его подлости и ко­варстве, что, кажется, ничем нас уже не удивишь. Но тем не менее вся третья часть будет посвящена князю — и мы опять узнаем о нем немало нового. В конце третьей части князь исчезнет со страниц романа, только ещеодин раз он мелькнет перед нами совсем ненадолго — но в третьей части он раскроется сполна. Нужно ли, оправда­но ли такое пристальное внимание писателя к этой внешне привлекательной, но внутренне столь отвратительной личности?

У Достоевского не так много вполне плохих людей: мы испытываем ко многим из них если не жалость, то хотя бы понимание причин, сделавших этих людей злыми и безнрав­ственными. Смердякова в «Братьях Карамазовых» сделала злодеем несправедливость судьбы; Свидригайлов в «Преступ­лении и наказании» искупает свое злодейство самоубийст­вом, Ганя Иволгин в «Идиоте» мелок и гадок, но пытается сохранить человеческое достоинство; в князе Валковском нет ничего не только доброго или честного, но хоть сколько-ни­будь оправдывающего его страшную жизнь.

Достоевский, стремясь объяснить психологию князя, об­ращает внимание читателя прежде всего на лицемерие, по­стоянную лживость этого человека. Поэтому такое важное значение имеет встреча Ивана Петровича с князем на темной и грязной лестнице дома, где живет Наташа. Иван Петрович был готов к тому, чтобы встретить князя: он видел его коляс­ку, он знал, что сегодня князь обещал быть у Наташи, — и все-таки не поверил, что впереди него по темной лестнице взбирается князь: «Незнакомец, взбираясь наверх, ворчал и проклинал дорогу и все сильнее и энергичнее, чем выше он поднимался. Конечно, лестница была узкая, грязная, крутая, никогда не освещенная; но таких ругательств, какие нача­лись в третьем этаоюе, я бы никак не мог приписать князю: взбиравшийся господин ругался, как извозчик», — признает­ся Иван Петрович. Но главное впереди — убедившись, нако­нец, при свете фонаря, что перед ним действительно князь Валковский, Иван Петрович увидел, как неприятно было князю заметить, что следом за ним шел друг Наташи, «но вдруг все лицо его преобразилось. Первый злобный и нена­вистный взгляд его... сделался вдруг приветливым и весе­лым, и он с какой-то необыкновенной радостью протянул мне обе руки...»