Наталья Долинина - Печорин и наше время

ОНИ «MiifMi'OJIHi'l.»- «прн-щ.ак нпи т "РЭВа. ИЛИ ГЛубрКОИ

постоянной грусти^Мы готовы согласиться с этим оноеделени-

ем, ugjxwe*ty :T4rT?eneppT<-ff lи-™ патриц был «злого нрава»; ^|-ужсгт гГнели~замет11Ть в нем глубокую постоянную грусть. РяяЗа~его «сняли как и м -то фосфорическим блеском... то был Олеск, НодОбНЫ^ 'inKftii стали, ослепительный, но хо-

вая взгляд Печорина, Лермонтов говорит те орыми современники описывали его соб­

ственный взгляд: «непродолжительный, но проницательный и тяжелый», он «мог бы казаться дерзким, если б не был столь рав­нодушно спокоен».!

В неоконченной повести «Княгиня ^иговская» Печорин был похож на самого Лермонтова :~<���ПГСбйл7;шого роста, ш if рок нТГле- чах и вообГц(Г"н"есклаУ;ан, ■ качался сильного сложения»... лицо «смуглое, неправильное, но полное выразительности»...

Но Печорин из «Княгини Литовской» иПечорин нз «Героя нашего времени» вовсе не обязательно одно и то же лицо. Лер­монтов, в ранних произведениях открыто наделявший своих ге­роев не только своим характером, но даже своей биографией, в последнем романе стремитсяотойти от себя. В«Герое нашего времени» Печорин не автопортрет, и, наделив его в «Княгине Литовской» своей «невыгодной наружностью», в романе Лер­монтов пишет, что Печорин «был вообще очень недурен и имел одну из тех... физиогномип. которые особенно нравятся жен­щинам...».

Вспомним еще раз точные живописные пушкинские портре­ты: в них нет и не может быть психологических оттенков, какие мы видим в портрете Печорина(взгляд «мог казаться дерзким»; лицо — из тех, «которое особенно нравятся женщинам»). Пуш­кин описывает внешность гсроя; чЛермонтов через внеш- ность_показывает псих о л о ги ю,харЯНтер, душу. Этому на­учились уТтетоТоголь, Тургенев,Достоевский, Толстой — те ве­ликие писатели, которых мы называем классиками.

Вот несколько портретовиз их произведений — я сознатель­но выбрала описания не главныхгероев, чтобы яснее был виден и р и и ц и и изображения человека:

«Она была велика ростом, худа, очень бела и казалась посто­янно грустной и изнуренной■ Улыбка у нее была печальная, но чрезвычайно добрая, глаза большие, усталые и несколько косые, что давало ей еще более печ" Ль и° е и привлекательное выраже­ние. Она сидела не сгорбившись, а как-то опустившись всем то­лом, все движения ее были падающие» (курсив мой,— //. Д.).

Так Л. Н. Толстой описываетв «Юности» немолодую женщи­ну Ивину. Здесь ясно виден лермонтовский принцип: с одной стороны — точность деталей (рост, улыбка, глаза), с другой — в портрете большое место занимает описание характера: «каза­лась постоянно грустной», «печальное и привлекательное выра­жение», «все движения ее были падающие...».

Несколько иначе поступает Тургенев. Он описывает героя только внешне, но в конце - как вывод — сообщает свои наблю­дения о его характере. Вот портрет Потугина нз «Дыма»: «...че­ловек широкоплечий, с просторнымтуловищем на коротких но­гах, с понурою курчавою головой, с очень умными и очень пс- чальными глазками иод густыми бровями, с крупным правиль­ным ртом... и тем чисто русским носом, которому присвоено на­звание картофеля; человек с виду неловкий и даже диковатый, но уже наверное недюжинный».

Достоевский в «Преступлении и наказании» так описывает старуху-процентщицу: «Это была кроШечная Сухая СтаруШон- ка, лет ШсСтидеСяти, С воСтрыми и злыми глазками, С малень­ким воСтрым ноСом и проСтоволоСая. ВелобрыСые, мало поСс- девШис волоСы се были жирно Смазаны маСлом. На ее тонкой и длинной Шее, похожей на куриную ногу, было наверчено ка- коо-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болта­лась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка» (выде­лено мною,— //. Д.).

Казалось бы, здесь нет никаких психологических деталей, описана только внешность. Но вслушайтесь в свистящие и шипя­щие звуки: Ш-С-С-Ш-С, пронизывающие все описание: разве они не характеризуют трусливую, жадную, опустившуюся стару­ху? Пренебрежительные слова с уменьшительными суффикса­ми: крошечная старушонка, маленький нос; дважды повторен­ное «вострый», «вострые» (нос и глазки); белобрысые волосы; шея, похожая на куриную ногу... Все это создает не только внеш­ний, но и психологический портрет мерзкой старушонки.

И наконец, портрет Плюшкина у Гоголя: «Лицо его не пред­ставляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у мно­гих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закры­вать его платком, чтобы но заплевать; маленькие глазки еще не нотухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остреиькно морды, насторожа уши и моргая усами, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка... Гораздо замечательнее был наряд ого: никакими средствами и стараньями нельзя бы докопаться, из че­го состряпан был ого халат: рукава и верхние полы до того заса­лились и залоснились, что походили на юфть, какая идет на сапо­ги; назади вместо двух болталось четыре полы...»

Гоголь, как всегда, остро преувеличивает недостатки своего героя: подбородок выступал так далеко вперед, что его можно было заплевать, глазки бегали, как мыши... В портрете Плюшки­на, как и в портрете старухи у Достоевского, автор не говорит о характере героя, но его отношение к этому характеру видно в насмешливом тоне, в этих сравнениях глаз с мышами, материи на халате с юфтыо, какая идет на сапоги.

Как можно сравнивать эти сатирические, насмешливые порт­реты с изображением Печорина, к которому автор относится очень серьезно? Можно сравнивать, потому что речь идет не об оценке героя, а о принципах описания его внешности.

Конечно, каждый из писателей, пришедших в русскую лите­ратуру после Лермонтова, внес в нее свое. Но влияние Лермон­това на каждого из них очевидно.

Мы отвлеклись от Печорина. Пока он сидит, задумавшись, на скамейке, вспомним, как была построена первая повесть ро­мана — «Бэла». Сюжет в ней долго не начинался: путешествен­ники встретились на горной дороге; мы прочли описание этой до­роги, познакомились с природой и людьми Кавказа, выслушали суждения путешественников о природе и людях; только после этого Максим Максимыч начал свой рассказ. Но уж начавшись, сюжет развернулся, как пружина,— в нем была любовь, погоня, выстрелы, кровь... В повести «Максим Максимыч» ничего этого нет. Она, в сущности, бессюжетна: в ней происходят две встречи Максима Максимыча — с Автором и с Печориным, больше ниче­го. Внешних событий мало, зато внутренние напряжены и драма­тичны не менее, чем погоня и выстрелы в «Бэле».