Астрид Линдгрен - Сказка Карлсон, который живет на крыше, проказничает опять

что Малыш едва расслышал его слова. — Мне не хотелось бы, фрекен Бок, чтобы вы

это кому-либо рассказывали, но мне почудилось, что сюда явился летающиий гном с

красным зонтиком.

На следующее утро, когда Малыш проснулся, Карлсона уже не было. Пижама Боссе

валялась скомканноий на полу. Окно было распахнуто, так что Малыш сразу решил,

что Карлсон полетел к себе домоий. Конечно, жаль, но, с другоий стороны, может, это

даже хорошо. Фрекен Бок не будет ругаться. Еий вовсе не обязательно знать, что

Карлсон ночевал у Малыша. Всеё же удивительно, до чего без Карлсона сразу

делалось пусто и скучно, хоть плачь. Правда, навести после него порядок было

нелегко. Но стоило ему уийти, каак Малыш начинал по нему скучать. Вот и сеийчас,

увидя, что он исчез, Малышу тут же захотелось послать ему привет. Он подошеёл к

окну и трижды деёрнул за вереёвочку, скрытую занавескоий. Это была вереёвочка от

звонка, которыий смастерил Карлсон, чтобы Малыш мог подавать ему сигналы.

Деёрнешь за вереёвочку, и у Карлсона на крыше звонит колокольчик. Карлсон сам

определил, сколько звонков что значит.

— Позвонишь раз — это значит: «Приходи», — сказал Карлсон. — Два раза — значит:

«Приходи поскорее», а три раза — значит: «Спасибо, что на свете есть такоий

красивыий, умныий и в меру упитанныий мужчина, и такоий смелыий, и во всех

отношениях прекрасныий, как ты, Карлсон».

Вот именно это и хотел сеийчас Малыш сказать Карлсону. Поэтому он три раза деёрнул

за вереёвочку и услышал, как трижды зазвенел колокольчик на крыше. И представьте

себе, он получил ответ. Раздался пистолетныий выстрел, а потом Малыш услышал —

правда, едва-едва, ведь расстояние было велико, — как Карлсон запел свою песенку:

«Боссе, биссе, биссе, бом!»

— Не надо, Карлсон, не надо! — шептал Малыш.

Глупыий Карлсон! Расхаживает себе по крыше, стреляет, поеёт. Как легко его могут

услышать Филле и Рулле, подкараулить, поиймать, а потом сдать в редакцию, чтобы

получить десять тысяч!

— Что ж, сам виноват, — сказал Малыш, обращаясь к Бимбо, которыий лежал в своеий

корзинке и глядел так, что казалось, всеё понимает. Малыш натянул на себя

штанишки и рубашку и стал играть с Бимбо, ожидая, пока проснеётся дом.

Дядя Юлиус, видно, ещеё спал, во всяком случае, из спальни не доносилось ни звука,

но из кухни уже тянуло ароматом свежемолотого кофе, и Малыш пошеёл посмотреть,

что делает фрекен Бок.

Она сидела, тяжело навалившись на стол, и пила свою первую чашку кофе. Очень

странно, но она не возразила, когда. Малыш присел рядом. Никакоий каши, видно, не

было, наоборот, фрекен Бок явно встала так рано, чтобы приготовить к завтраку что-

то вкусное. И правда, два блюда с теёплыми, пахнувшими корицеий булочками стояли

на буфете, а в хлебноий корзинке на столе тоже высилась целая гора булочек. Малыш

взял булочку и налил себе стакан молока. Так они сидели друг против друга и

завтракали в полном молчании. В конце концов фрекен Бок сказала:

— Интересно, как там живеёт Фрида?

Малыш оторвал глаза от стакана с молоком и изумлеённо поглядел на

домомучительницу. Они с неий такие разные, а оказывается, еий не хватает Фриды, как

ему Карлсона.

— Фрекен Бок, вы скучаете по Фриде? — спросил он дружелюбно.

Но фрекен Бок в ответ горько усмехнулась:

— Ты не знаешь Фриды!

Собственно говоря, Фрида Малыша нисколько не интересовала. Но фрекен Бок явно

хотелось о неий поговорить, поэтому Малыш спросил:

— А кто Фридин жених?

— Негодяий, — сказала фрекен Бок со вздохом. — Да, я знаю, что он негодяий, он

зарится на ееё деньги, это я сразу поняла.

Фрекен Бок заскрипела зубами при одноий мысли об этом. «Бедняжка, — думал

Малыш, — наверно, еий совсем не с кем поговорить, если она даже меня терпит, когда

еий хочется рассказать о Фриде». И Малышу пришлось долго сидеть на кухне и

слушать нескончаемые истории про Фриду и ееё Филиппа, про то, какоий глупоий стала

Фрида с тех пор, как Филипп еий внушил, что у нееё красивые глаза и очаровательныий

носик, «пленительныий в любую погоду», как выразился Филипп.

— «Очаровательныий носик»! — повторила фрекен Бок и фыркнула. — Конечно, если

считать, что картофелина среднеий величины украшает лицо, то…

— А как выглядит сам Филипп? — спросил Малыш, чтобы как-то проявить интерес.

— Об этом я, слава богу, не имею ни малеийшего представления, — сказала фрекен

Бок. — Фрида не потрудилась мне его представить.

Кем Филипп работал, фрекен Бок тоже не знала. Но Фрида рассказывала, что у него

есть товарищ по работе, которого зовут Рудольф.

— И этот Рудольф мне бы вполне подошеёл, по словам Фриды, но он не захочет

водить со мноий знакомство, потому что, по мнению Фриды, я совсем не

привлекательная. У меня нет очаровательного носика, вообще нет ничего

очаровательного, — сказала фрекен Бок, снова фыркнула, встала и направилась за

чем-то в прихожую. Как только она вышла, в окно влетел Карлсон.

Малыш не на шутку рассердился.

— Послушаий, Карлсон, я же тебя просил, чтобы ты не летал на глазах у фрекен Бок и

дяди Юлиуса!

— Потому я и прилетел сеийчас, чтобы никто из них меня не видел, — сказал Карлсон.

— Я им даже не покажусь, — добавил он и залез под стол.

Когда в кухню вернулась фрекен Бок, надевая на ходу шерстяную кофту, он тихо

сидел под столом, скрытыий свисающими концами скатерти.

Она налила себе ещеё чашку кофе, взяла ещеё булочку и продолжала своий рассказ.

— Я уже говорила, что не могу похвастаться очаровательным носиком-картошкоий —

это привилегия Фриды.

Тут раздался голос непонятно откуда, этакиий искусственныий голос, как у

чревовещателя:

— Верно, у тебя нос скорее похож на огурец.

Фрекен Бок так подскочила на стуле, что расплескала кофе, и с подозрением

поглядела на Малыша.

— Это ты, бесстыдник?

Малыш покраснел, он не знал, что сказать.

— Нет, — пробормотал он. — Это, я думаю, по радио передают про овощи — там про

помидоры разные и огурцы.

Малыш нашеёл довольно хитрое объяснение, потому что в кухне у Свантесонов

деийствительно было слышно радио от соседеий — фрекен Бок уже не раз на это

жаловалась.

Она поворчала, но недолго, потому что в кухню вошеёл дядя Юлиус, он тоже хотел

выпить кофе. Спотыкаясь, он обошеёл несколько раз вокруг стола и стонал при

каждом шаге.

— Какая кошмарная ночь! — воскликнул он. — Святоий Иеремеий, что за ночь! Я и до

этого страдал онемением тела по утрам, а сеийчас, после всего, что было, оий!.

Потом он сел за стол и молча глядел прямо перед собоий, словно он погрузился в

какие-то серьеёзные размышления. «Что-то он на себя непохож», — решил