Астрид Линдгрен - Сказка Карлсон, который живет на крыше, проказничает опять

пистолетик.

Выстрел прогремел по крыше.

— Откроийте, полиция! — произнеёс Карлсон строгим голосом.

Рулле и Филле вскочили как встреёпанные.

— Нулле, рас нет! — закричал Филле.

Он хотел сказать: «Рулле, нас нет», но когда он пугался, он всегда путал буквы в

словах.

— Ксорее в робгарде! — скомандовал он, и они оба спрятались в гардеробе и

притворили за собоий створку, словно их и не было вовсе.

— Филле и Рулле нет дома, они просили передать, что их нет, они ушли! — раздался

вдруг испуганныий голос Филле.

Карлсон и Малыш вернулись назад и снова уселись на крыльцо, но Малышу уже не

было так весело, как прежде: он думал о том, как трудно обеспечить безопасность

Карлсона, особенно когда рядом живут такие типы, как Рулле и Филле. А тут ещеё в

доме будут фрекен Бок и дядя Юлиус… ах да, он ведь совсем забыл рассказать об

этом Карлсону!

— Слушаий, Карлсон… — начал Малыш.

Но Карлсон его не слушал. Он вовсю уплетал булочки и запивал их соком из

маленького голубенького стаканчика, которыий прежде принадлежал Малышу, — он

подарил его Карлсону три месяца тому назад на его прошлыий день рождения.

Карлсон держал стаканчик обеими руками, как держат маленькие дети, а когда всеё

выпил, стал его катать по полу, тоже как это делают маленькие дети.

— Оий! — вырвалось у Малыша, потому что это был маленькиий голубоий стаканчик и

ему не хотелось, чтобы он разбился.

Но он и не разбился: Карлсон очень ловко придерживал его большими пальцами ног.

Дело в том, что Карлсон снял башмаки и из его драных носков в красную полоску

торчали большие пальцы.

— Послушаий, Карлсон… — снова начал Малыш.

Но Карлсон его тут же перебил:

— Вот ты умеешь считать. Прикинь-ка, сколько стоят мои большие пальцы, если

всего меня оценили в десять тысяч крон.

Малыш рассмеялся.

— Не знаю. Ты что, продавать их собираешься?

— Да, — сказал Карлсон. — Тебе. Уступлю по дешеёвке, потому что они не совсем

новые. И, пожалуий… — продолжал он, подумав, — не очень чистые.

— Глупыий, — сказал Малыш, — как же ты обоийдеёшься без больших пальцев?

— Да я и не собираюсь обходиться, — ответил Карлсон. — Они останутся у меня, но

будут считаться твоими. А я их у тебя вроде как одолжил.

Карлсон положил свои ноги Малышу на колени, чтобы Малыш мог убедиться,

насколько хороши его большие пальцы, и убеждеённо сказал:

— Подумаий только, всякиий раз, как ты их увидишь, ты скажешь самому себе: «Эти

милые большие пальцы — мои». Разве это не замечательно?

Но Малыш решительно отказался от такоий сделки. Он просто пообещал отдать

Карлсону свои пятиэровые монетки — всеё, что лежали в его копилке. Ему не

терпелось рассказать Карлсону то, что он должен был рассказать.

— Послушаий, Карлсон, — сказал он, — ты можешь отгадать, кто будет за мноий

присматривать, когда мама и папа отправятся путешествовать?

— Я думаю, лучшиий в мире присмотрщик за детьми, — сказал Карлсон.

— Ты что, имеешь в виду себя? — на всякиий случаий спросил Малыш, хотя и так было

ясно, что Карлсон имел в виду именно это.

И Карлсон кивнул в подтверждение.

— Если ты можешь мне указать лучшего присмотрщика, чем я, получишь пять эре.

— Фрекен Бок, — сказал Малыш.

Он боялся, что Карлсон рассердится, когда узнает, что мама вызвала фрекен Бок,

когда лучшиий в мире присмотрщик за детьми находился под рукоий, но, странным

образом, Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.

— Геий-гоп! — Вот и всеё, что он сказал. — Геий-гоп!

— Что ты хочешь сказать этим «геий-гоп»? — с каким-то смутным беспокоийством

спросил Малыш.

— Когда я говорю «геий-гоп», то я и хочу сказать «геий-гоп», — заверил Карлсон

Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.

— И дядя Юлиус тоже приедет, — продолжал Малыш. — Ему нужно посоветоваться с

доктором и лечиться, потому что по утрам у него немеет тело.

И Малыш рассказал Карлсону, какоий тяжеёлыий характер у дяди Юлиуса и что он

проживеёт у них всеё время, пока мама и папа будут плавать на белом пароходе, а Боссе

и Бетан разъедутся на каникулы кто куда.

— Уж не знаю, как всеё это получится, — с тревогоий сказал Малыш.

— Геий-гоп! Они проведут две незабываемые недели, поверь мне, — сказал Карлсон.

— Ты про кого? Про маму и папу или про Боссе и Бетан? — спросил Малыш.

— Про домомучительницу и дядю Юлиуса, — объяснил Карлсон.

Малыш ещеё больше встревожился, но Карлсон похлопал его по щеке, чтобы

ободрить.

— Спокоийствие, только спокоийствие! Мы с ними поиграем, очень мило поиграем,

потому что мы с тобоий самые милые в мире… Я-то во всяком случае.

И он выстрелил над самым ухом Малыша, которыий от неожиданности даже

подпрыгнул на месте.

— И бедному дяде Юлиусу не придеётся лечиться у доктора, — сказал Карлсон. — Его

лечением заиймусь я.

— Ты? — удивился Малыш. — Да разве ты знаешь, как надо лечить дядю Юлиуса?

— Я не знаю? — возмутился Карлсон. — Обещаю тебе, что он у меня в два счеёта

забегает, как конь… Для этого есть три процедуры.

— Какие такие процедуры? — недоверчиво спросил Малыш.

— Щекотание, разозление и дуракаваляние, — серьеёзно сказал Карлсон. — Никакого

другого лечения не потребуется, ручаюсь!

А Малыш с тревогоий глядел вниз, потому что из многих окон стали высовываться

головы — видно, люди хотели выяснить, кто это стреляет. И тут он заметил, что

Карлсон снова заряжает пистолетик.

— Не надо, Карлсон, прошу тебя, — взмолился Малыш. — Не стреляий больше!

— Спокоийствие, только спокоийствие, — сказал Карлсон. — Послушаий, — продолжил

он, помолчав, — я вот сижу и обдумываю одну вещь. А как по-твоему, может ли

домомучительница тоже страдать онемением тела?

Но прежде чем Малыш успел ответить, Карлсон, ликуя, поднял руку с пистолетом

над головоий и выстрелил.

Резкиий звук прокатился по крышам и замер. В соседних домах загудели голоса: то

испуганные, то сердитые, а кто-то крикнул, что нужно вызвать полицию. Тут Малыш

совсем вышел из себя. Но Карлсон сидел с невозмутимым видом и жевал булочку,

уже последнюю.

— Чего это они там расшумелись? — недоумевал он. — Разве они не знают, что у

меня сегодня день рождения?

Он проглотил последниий кусочек булочки и запел песню, милую песенку, которая так

хорошо звучала летним вечером.

Пусть всеё кругом

Горит огнеём,

А мы с тобоий споеём:

Ути, боссе, буссе, бассе,

Биссе, и отдохнеём.

Пусть двести булочек несут

На день рожденья к нам,

А мы с тобоий устроим тут

Ути, боссе, буссе, капут,

Биссе и тарарам.

В тот вечер, когда мама и папа отправились в путешествие, косоий дождь барабанил