Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

За свою жизнь Зита сделала свыше восьмисот миллионов вдохов. Коротких и быстрых, когда ребенком сердилась на родителей или первый раз танцевала с будущим мужем. Спокойных и глубоких на неспешных прогулках у озера Ванзе или в кресле у телевизора, когда на экране шла очередная серия любимого «Коломбо». Кудахтающие смешки, когда заботливый санитар шутил с ней. И, конечно, множество тяжелых вздохов и всхлипов, когда выбиралась из бомбоубежища на свет божий и стояла перед руинами своего дома. Между ними утекли незамеченными еще сотни тысяч вдохов. И один в ближайшее время станет последним.

Иссякнет дыхание — кончится жизнь. Во многих культурах это наблюдение интерпретируется одинаково: дыхание расценивается как проявление души, оно и есть душа. В смерти это животворное дуновение покидает тело. У древних египтян душа Ба — птица с человеческой головой — появлялась в момент смерти и парила надо ртом умершего, готовая пробудить его взмахом крыла к загробной жизни. В «Су вэнь», двухтысячелетнем классическом трактате по традиционной китайской медицине, написано: «Когда тело умирает, эфирный дух возвращается в воздух, познав полную метаморфозу». У Демокрита, основателя атомизма, в начале жизни дух сгущается в мозге из поглощенных вместе с воздухом атомов и посредством дыхания находится в постоянном контакте с внешним миром. Со смертью душа покидает тело, распадается на атомарные элементы и таким образом снова становится частью целого. В Средние века люди надеялись на встречу с Создателем. Медленно испустить дух считалось милостью Божьей — так успеешь подготовиться. Mors repentina — внезапная смерть на латыни. Многие немцы, по крайней мере в опросах, желают так умереть. А когда-то это считалось наказанием: смерть без покаяния. На самом деле шансы невелики — лишь пять процентов всего человечества умирают внезапно. Медицина и гигиена способствуют тому, что процесс умирания часто растягивается на долгие годы страданий. С XVIII века кончина больше не отдана исключительно в руки Господа, но и подлежит научной ревизии. С изобретением метода кардиопульмонального байпаса, когда машина временно берет на себя функции сердца и легких, понятие «время смерти» расширилось. Жизнь кончается не с прекращением биения сердца. Лишь со смертью мозга человек действительно мертв.

Когда она наступит у Зиты, предсказать не может никто. Организм отказывает не по учебнику и ничем не регулируется: процессы, ранее действовавшие согласованно, внезапно разлаживаются. Тут что-то улучшится, там ухудшится, пока функции окончательно не отключатся. Легкие начинают ослабевать уже к моменту, когда лапша с кетчупом больше не кажется хорошей едой. У женщин пик свободного дыхания приходится на двадцать лет, у мужчин — на двадцать пять. В этом возрасте наблюдается наибольшая аэробная эффективность. По сравнению с ней дыхание в последующие годы — лишь легкий ветерок. Но человек этого не чувствует, потому что у здоровых легких всегда есть резерв. Замечает разве что на HIIT-тренировках (или: ВИИТ — высокоинтенсивный интервальный тренинг); с определенного возраста водная гимнастика становится куда привлекательнее. Пульс пожилого человека после нагрузок успокаивается заметно дольше, хотя сердце, в общем и целом, бьется медленнее. В старости замедляется и метаболизм.

Возможно, такое органическое переключение скоростей создает ощущение, будто время растягивается. В детстве наши внутренние часы спешат вместе со стремительным сердцем и дыханием. Для Зиты, напротив, годы в доме престарелых текут как застойные воды. В основном женщины в таких обителях проводят два-три года до смерти, мужчины — не больше двух. Пятая часть вновь прибывших умирает в первые четыре недели. Сколько же постояльцев прошло перед глазами Зиты за десятилетие? Ей оно, должно быть, представлялось вечностью. Со своего сотого дня рождения она всё чаще повторяла: «С меня хватит». Ни покупок, ни курочки на обед. То, что радовало в девяносто девять, в сто уже тяготит.

Стареть значит терять подвижность. Межпозвоночные диски теряют эластичность, между позвонками не остается амортизаторов. Малоподвижность, долгое сидение за письменным столом, да просто хроническое переутомление ведут к искривлению в грудном отделе позвоночника — кифозу: спина горбится, ребра придавливаются друг к другу. Остеопороз крошит грудные позвонки. Легкие теряют привычное пространство. Они, как и другие внутренние органы, опускаются. То, что у женщин зачастую выглядит как большой живот, — всего лишь старческое пристанище для внутренностей.

«Высшее счастье, пожалуй, это когда можешь свободно дышать», — писал Теодор Фонтане, немецкий прозаик и поэт. С возрастом это счастье приходится отвоевывать. Для того чтобы раздвинуть жесткую грудную клетку, укоротившиеся межреберные мышцы должны работать на пределе сил. Внизу над эффективным сжатием трудится диафрагма. Как и все мышцы в теле, она каждый год жизни теряет до двух процентов своей работоспособности. Здоровый человек это выдерживает, а вот с хроническим бронхитом, астмой или ХОБЛ сокращение вдыхаемого воздуха чувствительно. Для выздоровления от воспаления легких в старости остается всё меньше ресурсов.

В течение жизни дыхательный центр реагировал бессчетное количество раз на дефицит кислорода или избыток углекислого газа в крови и пришпоривал дыхательный процесс. В преклонном возрасте нервы переносят предупредительные сигналы уже не столь четко. Организм менее восприимчив к дисбалансу и его потенциальным последствиям. Бронхи тоже ослабляют защитные механизмы. Очистительная жидкостная пленка становится вязкой и застаивается — как чай в стакане, выпитый лишь наполовину, — и реснички мерцательного эпителия лениво и нерасторопно вытесняют интервентов наружу. Инфекция укрепляет позиции. Постоянно раздраженные бронхи больше не приходят в норму. По мере того как тени залегают на лице всё глубже, и легкие теряют прежнюю силу. У курильщиков эта слабость, что называется, вылезает на лицо. «Британские исследователи выявили, — пишет пульмонолог доктор Кай-Майкл Би, — глубина складок в лицевой области отражает степень утраты эластичности легочными тканями». Миллионы вдохов позади. Под конец ресурсы исчерпаны. Поэтому последний вздох редко бывает легким.

Для того чтобы понять, что испытывает лежачая Зита, я снова еду в клинику «Хелиос» имени Эмиля фон Беринга. В паллиативном отделении меня встречает заведующая, доктор Сандра Делис. Она прольет свет на смерть. Пульмонолог по специальности, доктор Делис имеет дополнительное образование в области паллиативной медицины. В ее ведении открытое в 2008 году стационарное отделение, в котором сейчас двенадцать пациентов с ХОБЛ и раком легких. Паллиативная медицина — относительно новое направление, в Германии лишь с 2009 года врачей обязали получать специальное образование. Сандра Делис — блондинка с правильными чертами лица и грудным голосом — ведет меня в общую комнату с эргометром и диванчиками у больших окон. За окнами на деревья и лужайки сеет холодный дождь. Делис заваривает чай в кухонном закутке и присаживается рядом. «Удушье сопутствует смерти наравне с болями, — начинает она. — Здесь, в паллиативном отделении, оно обыденный симптом». Около семидесяти процентов всех тяжелобольных испытывают затруднение с дыханием, независимо от диагноза: опухоль мозга или фиброз легких. Некоторые не подозревают, что у них кислородное голодание. Они чувствуют себя изнуренными, могут лишь шептать. И, конечно, страх перехватывает горло. Они совсем обессиливают. Это экзистенциальный кризис — и он заразен. «Работа с пациентом, страдающим удушьем, гнетуща и тягостна, — делится Делис. — Я должна постоянно концентрироваться на том, чтобы самой оставаться спокойной и дышать ровно».