Фрэнсис Веллман - Искусство допроса. Как добиться признания вины?

Во всей истории наших нью-йоркских судов вряд ли были адвокаты, равные судье Вилльяму Фуллертону в области перекрестного допроса. Он был известен своим спокойствием и кроткими манерами, своими быстро повторяющимися вопросами, своими остротами, переплетенными с вопросами, своим собственным изобретательным методом.

Перекрестные допросы, проведенные Фуллертоном в знаменитом деле Тилтона против Генри Варда Бичера, заработали ему международную репутацию и считались лучшими допросами, когда-либо проведенными в этой стране. Но именно эти допросы, блестящие и трудные, не принесли особых результатов, скорее всего из-за необыкновенной интеллигентности и проницательности самих свидетелей. Сам судебный процесс был самым знаменитым процессом такого рода, когда-либо проведенным в Нью-Йорке. Один из наиболее уважаемых христианских проповедников обвинялся в том, что использовал свой талант к красноречию, приумноженный его религиозным влиянием, чтобы расположить к себе и уничтожить кристальную честность прихожанки его церкви – набожной женщины с чистой душой, жены его старого друга. Его (проповедника) обвиняли в том, что он продолжал преступную связь в течение полутора лет, и в том, что он скрывал этот проступок и от своей совести, лицемерными словами о благочестии; в том, что он эту связь благословил, а затем извлек из нее выгоду, и, наконец, в том, что добавил лжесвидетельство к совращению для того, чтобы избежать последствий. Его обвинители, мистер Тилтон и мистер Мултон, были людьми с хорошей репутацией и занимающие уважаемое положение в обществе.

Продолжительность и сложность перекрестного допроса Фуллертона делают невозможным даже их частичное упоминание на этих страницах. Однажды, когда он высказал недовольство мистером Бичером за то, что тот отвечал на вопросы недостаточно свободно и прямо, Бичер честно ответил: «Я вас боюсь!!»

Во время перекрестного допроса Бичера по поводу знаменитого «порванного письма» Фуллертон спросил, почему он не дал объяснений церкви, если был невиновен. Бичер ответил, что он действовал в соответствии с договоренностью о тайне, и добавил, что не думал, что остальные также сдержали свое обещание молчать. В ответ на это по залу пронесся смех, и судья Нильсон приказал судебному помощнику выдворить из зала суда любого человека, ведущего себя оскорбительно «Кроме адвоката!» – добавил Фуллертон. Позже перекрестный допрашивающий с нетерпением высказал мистеру Бичеру, что все равно все узнает до окончания допроса, на что Бичер ответил: «Не думаю, что у вас пока это получается».

Мистер Фуллертон (громогласно): Почему вы не встали и не стали отрицать обвинение?

Мистер Бичер (своим чудесным обаятельным голосом, так отличающим его от других людей своего времени): Мистер Фуллертон, это не входит в мои привычки и не соответствует тому, как я веду себя с людьми и разбираюсь с проблемами.

Мистер Фуллертон: Да, я заметил. Вы говорите, что обвинение Теодора Тилтона вас в том, что у вас была интимная связь с его женой, и обвинения вашей церкви и церковного комитета на вас никак не подействовали?

Мистер Бичер (резко): Никоим образом.

В этот момент мистер Томас Г. Шерман, адвокат Бичера, вскочил, вступился за своего клиента и заметил, что когда у адвоката противоположной стороны нет перед глазами записей дела, он никогда правильно их не цитирует.

Мистер Фуллертон (обращаясь к залу суда): Когда мистер Шерман не говорит наглости в этом деле, он просто молчит…

Судья Нильсон (приходя на помощь): Скорее всего, адвокат думал…

Мистер Фуллертон (перебивая): То, что думает мистер Шерман, ваша честь, ни в коей мере не может считаться достаточно важным, чтобы занимать время суда или адвоката противоположной стороны.

«Вы часто публикуете свои проповеди?» – продолжил мистер Фуллертон.

Мистер Бичер признался, что да, и что он также прочел проповедь на тему «Благородство в покаянии».

Мистер Шерман (с сарказмом): Я надеюсь, что мистер Фуллер-тон не будет нам читать проповеди.

Мистер Фуллертон: Я бы так и сделал, если бы думал, что удастся обратить к вере брата Шермана.

Мистер Бичер (тихо): Я буду очень рад дать вам попользоваться моей кафедрой.

Мистер Фуллертон (смеясь): Брат Шерман – единственный зритель, который мне нужен!

Мистер Бичер (с сарказмом): Может быть, он единственный зритель, готовый вас слушать!

Мистер Фуллертон: Если мне удастся обратить к вере брата Шермана, я буду считать, что моя работа христианского проповедника сделана.

После этого мистер Фуллертон прочел отрывок из проповеди, суть которого сводилась к тому, что если человек совершил великий грех и разоблачение этого греха приведет к страданиям, то такой человек не должен в нем признаваться только для того, чтобы облегчить собственную совесть. Мистер Бичер признался, что он все еще считает это здравым учением.

В этот момент мистер Фуллертон повернулся к залу суда и, показывая на часы, сказал: «После проповеди, насколько мне известно, нет ничего, кроме благословения». Его честь понял намек и заседание на тот день закончилось. 39

В этом же судебном процессе почтенный Вилльям М. Евартс, как ведущий адвокат мистера Бичера, укрепил свою репутацию всемирно известного, хорошего адвоката. В деле Бичера более всего была прокомментирована именно разносторонность мистера Евартса. Он показывал свои таланты с одинаковым успехом при прямом и перекрестном допросе, при обсуждении доказательств, при заключительном слове. Его перекрестный допрос Теодора Тилтона был шедевром. Его речи в суде были ясными, спокойными и последовательными. Мистер Евартс был не просто великим адвокатом, но и оратором и выдающимся государственным деятелем. Его называли «принцем американской коллегии адвокатов». Он был очень образованным джентльменом, с хорошим литературным вкусом. Его манера в суде была описана некоторыми как «все голова, нос, голос и указательный палец». Он был ростом пять футов и семь дюймов (170 см), худой и стройный, «с лицом, похожим на пергамент».

Мистер Джозеф Х. Чоат однажды сказал мне, что он считает, что обязан своим успехом в суде тем девяти годам, которые он работал помощником мистера Евартса в его судебных делах. Никто, кроме самого мистера Чоата, не посмел бы так сказать. Его непревзойденная гениальность адвоката не могла быть объяснена тем, что он был под опекой мистера Евартса. Когда мистер Чоат вступил в новую должность – посла при королевском дворе Англии, он уволился из адвокатуры, и поэтому уже можно комментировать его потрясающие таланты адвоката в суде присяжных. Он был не только первым в рядах адвокатов Нью-Йоркской коллегии, но, по мнению многих, и показательным адвокатом Американской коллегии. Конечно же, никто из адвокатов его времени не имел такого успеха у присяжных. Его карьера была сплошным успехом. Нельзя сказать, что он особо сверкал в какой-то определенной роли из всех, которые входят в обязанности судебного адвоката, но он был непревзойденным в своем юморе и острой иронии. То, как он вел дело, его отношение к свидетелям, к суду, к адвокату противоположной стороны и, особенно, к присяжным, было настолько очаровательным и обаятельным, что все остальное оставалось позади. Можно было выйти из суда после трехнедельного соревнования с Чоатом в состоянии приятного душевного возбуждения, несмотря на вердикт, вынесенный присяжными.