Фрэнсис Веллман - Искусство допроса. Как добиться признания вины?

Верховный судья барон Поллок однажды председательствовал в деле, где свидетеля спросили о давней судимости, хотя его (свидетеля) честность не была под вопросом. Услышав ответ свидетеля, барон расплакался.

В деле госпиталя Белльвью (детали которого описаны в следующей главе) во время перекрестного допроса свидетеля Чамберса, который в то время был заключен в Павильоне для сумасшедших, автор этих строк был настолько неосторожен, что спросил свидетеля, как он оказался заключенным на острове Варда, и получил такой жалостливый ответ:

«Меня заключили туда, потому что я был сумасшедшим. Видите ли, моя жена очень сильно болела, у нее была локомоторная атаксия. Она болела год, я был ее единственной сиделкой. Я ухаживал за ней день и ночь. Мы очень любили друг друга. Я очень переживал из-за ее длительной болезни и ужасных страданий. В результате я переживал слишком сильно – она всегда была очень добра ко мне. Я перенапрягся, и мой разум не выдержал, но сейчас мне уже лучше, спасибо».

XI. Некоторые знаменитые перекрестные допросчики и их методы

Один из лучших способов овладеть искусством перекрестного допроса – это изучить методы великих перекрестных допрашивающих, эталонов профессии адвоката.

В самом деле, почти каждый из великих перекрестных допрашивающих объясняет свой успех тем, что у него была возможность изучить на практике искусство какого-то великого адвоката.

Принимая во внимание, что характеры и сцены из жизни великих перекрестных допрашивающих вызывают живой интерес, я счел правильным представить несколько коротких сценок из жизни великих допрашивающих и привести примеры их методов.

Сэр Чарльз Расселл, лорд Расселл из Килловена, который умер в феврале 1901 года, будучи лордом верховным судьей Англии, был самым успешным перекрестным допрашивающим современности. Лорд Колридж сказал о нем, когда он еще выступал в суде и был его оппонентом почти в каждом важном деле: «Расселл – самый значительный адвокат этого века».

Говорят, что его успех в перекрестном допросе, так же, как и его успех во всем остальном, зависел напрямую от его сильного характера. Именно его поразительный характер вместе с его мастерством и ловкостью давали ему огромное влияние над свидетелями, которых он допрашивал. О Расселле говорили, что у него замечательная способность использовать свой мозг и знание людей. Другие могли бы гораздо лучше разбираться в теме, чем Расселл, но у него была репутация человека, который мог сделать любые сведения ценными и использовать их в допросе свидетеля неожиданными и уникальными способами.

В отличие от Руфуса Чоата, «правителя двенадцати», и, несомненно, наилучшего адвоката века с этой стороны океана, Расселл мало читал. Он принадлежал той категории известных людей, которые «не находили и не делали вид, что находят утешение в книгах». Для Чоата его библиотека, в которой было около восьми тысяч книг, была его домом, и «авторы были любовью его жизни». Чоат читал за обеденным столом и гуляя по улице, книги были его единственным хобби. Расселл также не был великим оратором, тогда как Чоат считался «первым среди ораторов его времени в любой точке земли, где говорят по-английски, или среди ораторов, которые когда-либо стояли перед присяжными».

И Расселл, и Чоат были превосходными актерами, они оба были гениальными адвокатами. И тот, и другой знали, за какие детали нужно ухватиться, и тот, и другой следили за каждым движением присяжных, знали с первого взгляда, на что те обращали внимание, знали, как использовать в свою пользу любую случайность, возникшую по ходу дела.

«Однажды помощник в суде что-то записывал, как и было принято. Расселл никак не реагировал, но был в состоянии боевой готовности, рассматривал зал суда, иногда судью, иногда присяжных, иногда свидетеля или адвоката противоположной стороны. Внезапно он повернулся к помощнику и спросил: «Что ты делаешь?» «Записываю», – последовал ответ. «Какого черта ты записываешь? Почему ты не следишь за делом?» – взорвался Расселл. Он следил за делом. Что-то произошло, и нужна была смена обстановки в зале суда, и он привлек внимание своих кол-лег еще до того, как у них была возможность понять, что произошло. 33

Принцип Расселла относительно перекрестного допроса заключался в следующем: «Сразу идите на свидетеля и к сути дела, откройте ваши карты, английские присяжные не ценят деликатность».

Говоря об успехе Расселла как перекрестного допрашивающего, его биограф Барри О’Брайен пишет: «Это было великолепное зрелище, когда он вставал для проведения перекрестного допроса. Даже сам его вид, наверное, шокировал свидетеля: мужественная, непокорная осанка, благородные черты лица, надменный взгляд, безжалостный рот, эти глубоко посаженные глаза, широко раскрытые, и тот испытующий взгляд, пронизывающий до глубины души. «Расселл, – сказал адвокат из Северной юрисдикции, – действует на свидетеля так же, как кобра на кролика». В одном деле он оказался не на той стороне. Тридцать два свидетеля дали показания, тридцать один за него, один против. Ни один из тридцати одного не был сломлен во время перекрестного допроса, но тот, один, на правой стороне дела, был совершенно уничтожен Расселлом.

«Как дела у Расселла?», – спросил друг одного из судей Парнелльской комиссии во время перекрестного допроса Пиготта. «Мастер Чарли метко стреляет», – последовал ответ. «Мастер Чарли» всегда «стрелял» очень метко, и горе было тому, в кого он стрелял. Я сам видел, как он подходил к свидетелю по-доброму – с добротой льва, отслеживающего добычу. Я также видел, как он набрасывался на свидетеля со свирепостью тигра. Но, добрый или свирепый, он всегда был крайне противен любому, кто пришел на трибуну с целью солгать».

У Руфуса Чоата было мало той природной силы, с которой Расселл командовал свидетелями, он скорее гипнотизировал, его называли «магом судебного зала». Он использовал совершенно другой метод в перекрестном допросе. Он никогда не атаковал свидетеля, пытаясь его запугать. «Однажды, комментируя перекрестный допрос одного выдающегося адвоката из Бостона с явным осуждением, Чоат сказал: «Этот человек так нападает на свидетеля, что все присяжные неизбежно становятся на сторону свидетеля. Я не думаю, – добавил он, – что это верный план действий». Его собственный план действий был намного более осмотрительным, интеллигентным и продуманным. У него были глубокие познания человеческой натуры, мотивов человеческих действий, размышлений в человеческих сердцах. Чтобы добраться до них и показать их присяжным, он задавал всего несколько многозначительных вопросов – очень немного вопросов, но обычно каждый из них был задан прямо и попадал прямо в цель. Его девизом было: «Никогда не допрашивайте больше, чем нужно. Если вы не сломаете вашего свидетеля, он сломает вас». Он относился к каждому человеку, представшему перед ним, как к честному и искреннему, как будто считая, что каждый из них – джентльмен, а если человек этот оказывался плохим, он уничтожал его, но с видом хирурга, делающего неприятную операцию, как будто он был глубоко огорчен этим вынужденным действием. Немногие люди, и хорошие, и плохие, питали неприязнь к Чоату за его перекрестный допрос. Весь его стиль в обращении с присутствующими на трибуне был успокаивающим, добрым и обнадеживающим. Когда он набрасывался на свидетеля, пытаясь его раздавить, это было спокойным и целеустремленным решением, но без грубости – ничего едкого, ничего резкого он не говорил. 34