Нелли Шульман - Вельяминовы.Дорога на восток.Книга вторая

-А он тебе прислал единственную записку, - Тедди сжал зубы и заставил себя сдержаться, - о том,

что женщина должна подчиняться мужчине во всем, и следовать за ним. Ты хочешь быть, - он

ткнул пальцем в газету, - тридцатой женой?

Стефания тихо заплакала: «Папа, зачем он так? Я все равно буду его ждать, всегда».

-И дождалась, - Тедди оправил свой траурный сюртук и ткнул окурком в серебряную пепельницу.

«Дождалась, что теперь мальчик круглый сирота. Еще, не приведи Господь, этот старейшина Смит

на похороны явится. Начнет предъявлять свои права на сына, он до сих пор муж Стефании. Вдовец

то есть».

-Не явится, дядя Тедди, - будто услышав его, сказал племянник. «Скауты из Юты сообщают, что у

него сорок две жены и детей с полсотни. Зачем ему Джошуа? И не дурак он, так рисковать. Он

знает, что мы все на погребении будем. Тетя Эстер, если его увидит, живым из Ньюпорта не

выпустит».

-Это точно, - невольно улыбнулся Тедди. «А Джошуа...Джошуа у него старший сын, Джошуа

еврей». Он хмыкнул: «Мало ли что старейшине в голову придет, она у него давно набекрень. Надо

было вам со Стефанией обвенчаться, - неожиданно добавил Тедди, - ты прости, что я тогда...»

Дэвид пожал плечами и пригладил русые, подернутые сединой волосы. «Ваша дочь меня никогда

не любила, дядя Тедди. Я потом изведал, что такое брак без любви, как вы знаете, - он горько

помолчал, - так что все к лучшему. Мальчишек только жалко, без матери растут, а мачехи для них я

не хочу. Да и какая женщина нас троих вытерпит, - он улыбнулся.

-Он не стал отдавать мальчиков в закрытую школу, - подумал Тедди. «Сказал, что сам в семье

вырос, и другой судьбы для своих сыновей не хочет. Возится с ними, в Берлине они жили, три

года, как он там посланником был. Туда сыновей повез, не стал в Америке оставлять. Хороший он

отец, конечно. Это у него от Констанцы, брат мой никогда детей особо не любил».

-С вождем Меневой, - Дэвид бросил взгляд на карту, - майор Горовиц, конечно, поступил по-

скотски, хоть так об умерших людях не говорят. Он потом на сенатской комиссии утверждал, что

его отряд не понял, зачем лакота собрались у священного озера, думал - у них там воины. И

перерезал всех, без разбора. Там, как вы знаете, старики одни были, какую-то их церемонию

устраивали, духов вызывали. Младший Менева увел лакота на северо-запад, в самую глушь, в

горы, и тревожит оттуда наши отряды. Мстит за отца. Ничем хорошим, - Дэвид вздохнул, - это не

закончится. Для Меневы, я имею в виду. Как говорят в военном ведомстве - хоть по колено в

крови, но мы пройдем до берега Тихого океана. Меня, как вы знаете, называют голубем, уж

больно я миролюбив. Но я ведь с индейцами вырос, спасибо маме покойной, так что я их

понимаю, - Дэвид посмотрел на свой хронометр: «Пойду, детей подгоню. Мы через четверть часа

будем в Провиденсе».

Тедди откинулся на спинку бархатной скамьи. Помешав ложечкой остывший кофе, судья сказал

себе под нос: «Даже не стоило пытаться ему ехать в Россию. Правильно мы решили - отказаться от

поста посла. Император Николай бы все равно не подписал агреман о его назначении. Незачем

было рисковать международным скандалом. Начали бы задавать ненужные вопросы..., Дэвид

человек умный, при следующей администрации станет заместителем госсекретаря, потом пойдет

дальше. Жаль только, что я этого не увижу».

Тедди знал, что ему остался год.

-Не больше, ваша честь, - развел руками главный хирург армии, осматривая его в этом феврале.

«Опухоль растет, вы помните, мы сначала думали, что это профессиональная болезнь

чиновников...»

-От сидячей работы, - хохотнул Тедди, одеваясь. «Весь Вашингтон этим недугом страдает. Доктор

Лоусон, - лазоревые глаза взглянули на врача, - что меня ждет?»

Хирург помолчал: «Кровотечения у вас уже есть, ваша честь. Потом начнутся боли, потеря веса...,

Жаль, что мы так много времени потеряли на консервативное лечение..., - он не закончил. Тедди,

сердито, сказал: «Это же все равно, как я понимаю, не оперируют».

-Нет, - признал Лоусон.

-Говорить тогда не о чем, - Тедди застегнул агатовые пуговицы сюртука и поправил галстук.

-Доктор, - он достал кошелек с золотой пряжкой, - я надеюсь на вашу, как это сказать, помощь.

Если там, - он махнул рукой в сторону Капитолия, - узнают, что в Верховном Суде скоро

освобождается кресло, мой последний год я проведу, выслушивая, - Тедди поморщился, -

конгрессменов и сенаторов, которые будут лоббировать своих протеже. Я три десятка лет в

Вашингтоне, и не могу сказать, что перед смертью рвусь влезать в политические игры. Я от них

удачно воздерживался все это время».

Лоусон только кивнул и похлопал его по плечу. «Не беспокойтесь, ваша честь».

Поезд замедлил ход. Тедди, полистав свой блокнот испанской кожи, пробормотал: «С завещанием

все в порядке, землю я продал. Дэвид получает вашингтонский дом, а все остальное делится в

равных долях, между Джошуа и Мартой. Марту надо отправить в Лондон. Ее деньги я туда вывел.

Нечего ей сидеть и смотреть, как дед умирает. Тем более, я маме обещал, - он мимолетно, легко

улыбнулся.

Тедди достал маленький, серебряный карандаш и записал на чистой странице: «Фримены».

После смерти матери Натаниэль продал гостиницу. Он был преуспевающим адвокатом, и принял

на себя практику покойного Теда - негласно, конечно. На севере ходили разговоры о том, что

цветных юристов надо принимать в профессиональные ассоциации. Контора сохраняла имя

Бенджамин-Вулфа, но Тедди сейчас решил, что, если и вправду такое случится, то надо будет

окончательно передать дела Натаниэлю. Его сын закончил Оберлин-колледж, в Огайо. Тедди и

Натан Горовиц дали денег на основание первого университета, куда принимали цветных. Тед-

младший уже работал под началом отца.

-Когда-нибудь, - усмехнулся Тедди, - в нашем Верховном Суде появится цветной судья. И судья

еврей, хоть Натан и говорит об этом стеклянном потолке. Ничего, разобьем.

Он открыл потайной карман в обложке блокнота и напомнил себе, глядя на лицо покойной Марты

Фримен: «Это надо сжечь». Рядом лежала неприметная бумажка с рядами цифр - часть

бухгалтерии Подпольной Дороги. «Над этим мы с Натом и Дэвидом еще посидим, - решил Тедди.

«И юного Фримена пригласим, надо его вводить в курс дела».

Он надел свой строгий, темный редингот английского сукна, на соболях и принял от проводника

цилиндр. Дверь в спальный вагон раскрылась. Тедди услышал голоса детей, что собравшись в

отделанном красном деревом тамбуре, выглядывали в окно. Мимо медленно поплыл

освещенный газовыми фонарями перрон вокзала в Провиденсе. Тедди взял свою трость: «Вот и