Энн Файн - Дневник кота-убийцы. Все истории

— Какая чушь! — взорвалась Тамара. — Они что, находили на деревьях скелеты кошек, умерших с голоду?

— Нет. Но, честно говоря, люди славятся своим скудоумием.

— Ладно, — фыркнула на меня Тамара. — Следующий пункт на повестке — хозяева! Мы, коты, требуем права жить сами по себе и никому не принадлежать.

Остальные участники собрания согласно закивали.

— Да! Мы не вещи, чтобы нами владеть!

— Ни за что!

— Это нечестно!

— Принадлежать, вот ещё!

— Пф-ф-ф!

Все радостно поддакивали. Я был единственным, кто внёс ложку дёгтя в бочку мёда.

— Мною лично никто не владеет. Кормить — да, кормят, но не более того. — «Назвался груздем — полезай в кузов», — подумал я и добавил: — И, честно говоря, я нахожу людей полезными существами. Поглядеть на человека подольше — и ужин тебе обеспечен. И всё, после этого ты полностью предоставлен самому себе. Хочешь — раскидывай еду по всей комнате, дело твоё. Они ничего не могут сделать. Ещё я выяснил, что, если держать когти наточенными, тебе всегда откроют дверь, стоит немного поцарапать краску. К тому же на них приятно вздремнуть. Моя Элли гораздо удобней любого матраса. Я всегда на ней сплю.

В общем, было ясно: друзей я тут вряд ли заведу. Все перешёптывались:

— Что за выскочка?

— Кто его пригласил?

— Уж не твой ли он приятель?

— Какие дикие взгляды на жизнь.

— Может, попросить его удалиться?

Тамара взяла слово. Она пронзила меня стальным взглядом и спросила:

— Зачем ты пришёл?

Не говорить же правду, согласитесь. Не могу же я взять и выпалить: «Потому что ты красивая. Хочу с тобой встречаться». Посему я пробормотал что-то вроде: шёл, мол, на хор, да перепутал дни.

И был таков.

В третий раз я влюбился в Дикарку — особу из неблагополучного района, так сказать. Не поймите меня превратно. Я не сноб. Но Дикарка была почти дикой. Она жила в лесу, клочкастая шерсть была вся в репьях, в колтунах застрял мусор, и пахло от моей любимой в основном плесенью.

Если особо не принюхиваться.

У неё было порядка четырёх тысяч братьев, сестёр и кузенов с кузинами. Некоторые проводили зиму в амбаре Мэллора, тех называли неженками. Я так и не выяснил, где ночует Дикарка, но неженкой её бы никто не прозвал, это точно. Шипение её было пугающим, а когти — жуткими.

У неё было весьма странное чувство юмора. Я как-то порезал лапу, так что вы думаете, она проявила сочувствие? Нет, она ходила следом, хромая сильнее моего, и перехихикивалась с дружками. Не по-доброму вышло, согласитесь.

В другой раз я принёс ей в подарок чудесную искусственную мышку. Она её немного покидала в воздух, потом сказала, что хочет кое-что мне прошептать.

Ну я и подставил ухо.

И она в него рыгнула.

Очень громко.

Кошмар какой-то!

На нашем последнем свидании в лесу я нашёл её лежащей на поваленном дереве — брюхом вверх, голова беспомощно свешена.

— Дикарка! — взвыл я в тревоге. — Дикарочка, что с тобой?

Ни один усик не шелохнулся на её морде.

Нежно-нежно я толкнул её в бок.

Ничего. Ни малейшего ответа.

Тогда я испустил горький вой. Я подумал, она мертва. Мертва! Моя возлюбленная! Так внезапно оборвалась её короткая жизнь. Такая молодая! Такая красивая (если закрыть глаза на колтуны.) Как мне это вынести?

Я склонился, чтобы в последний раз прикоснуться носом к любимой…

И тут она как распахнёт глаза.

— Надурили дурака! Попался, Таффи! Ха!

Мне это не понравилось. Не считая того, что выглядел я полным идиотом, я к тому же едва не помер от испуга. Там и закончилась моя великая любовь к Дикарке.

В четвёртый раз я влюбился в Мелли. Но ненадолго. Это было всё равно что проводить время с желе.

Спросишь её:

— Хочешь посидеть на стене и поорать на луну?

— Ладно, — ответит она.

Потом мне надоедало, и я придумывал что-нибудь другое.

— А хочешь поохотиться на мышь соню у канала?

— Ладно.

И мы перемещались туда. Она молчала. Только сидела и смотрела на меня. Я загонял соню в угол. Мышь каменела от ужаса и отказывалась играть, и я её просто отпускал.

— Скукота, — жаловался я. — Хочешь, пойдём разыщем наших?

— Ладно.

Но к этому времени вся компашка уже испарялась, придумав что-то интересненькое типа «Забеги в чужой дом» или «Напугай ребёнка». (Надо скрести в окно детской, чтобы тебя приняли за монстра.) И гадай, куда они направились, район-то большой. Оставалось только проводить Мелли до дому, чтобы чинно расстаться под открытым окном ванной комнаты.

— Хочешь погулять завтра?

— Ладно.

На третьем свидании я пригляделся к Мелли повнимательней и подумал: «Этой кошке совершенно нечего сказать. Ни единой мысли. Под её черепной коробкой звенящая пустота».

Дай, думаю, проверку ей устрою.

— Хочешь поиграть на автостраде в «Кто последний перебежит — неудачник»?

Угадайте, что она ответила?

— Ладно.

— А потом, — говорю, — можем залезть в амбар фермера Эллиота и попить из тех бутылочек, где наклейка с черепом и костями.

— Ладно.

Я вытаращился на неё. Поверить не мог, понимаете? Что же у неё между двумя этими симпатичными ушками? Опилки?

— А после, — говорю уже просто смеха ради, — можем походить по шаткому заборчику вокруг двора с питбулем на Тейт-стрит, чтобы поглядеть, куда мы упадём — внутрь или на улицу.

— Ладно, — ответила она.

— Может, разбежимся?

— Ладно.

Я препроводил её до дому. Тем и кончился четвёртый и последний заплыв Таффи в Море Любви.

Как вспомню — аж мурашки бегут. Я сказал Тигру:

— Говоришь, я слишком бесчувственный и неромантичный? Знаешь, парень, уж лучше быть бесчувственным. С любовью я завязал. Навсегда.

Он, похоже, удивился.

— Не торопись с выводами, Таффи. Погоди, пока снова не накроет.

Я фыркнул.

— Скорее уж от сортира фермера Джека начнёт пахнуть розами вместо д…

Я замолк, потому что Тигр меня не слушал. Его уши то и дело разворачивались к дому позади нас. Люди, арендовывавшие его много лет подряд, уехали четыре недели назад. В саду царил хаос.

Вдруг Тигр резво повернулся ко мне.

— Если мне не изменяет память, ты как-то был влюблён в чёрную красотку с золотыми глазами?

— Коко? — вздохнул я. — Ох, Тигр, это было сто лет назад. Она была особенной, но чего уж вспоминать.

— Так ты и впрямь думаешь, что больше не влюбишься? — он снова зыркнул в заросли сада. — Может, поспорим?

Я в себе не сомневался.

— Спорим! Бессердечный Таффи больше не влюбится до конца жизни.

— Знаешь, давай не будем так далеко загадывать — «до конца жизни», — усмехнулся Тигр. — Заключим пари дня на три.