Энн Файн - Дневник кота-убийцы. Все истории

— Ты продуешь. Ну, и на что спорим?

Тигр пожал плечами.

— Сам выбери, Таффи. Мне неважно, поскольку шансов на победу у тебя всё равно нет.

— Ну смотри, сам напросился, — оскалился я и напряг извилины. Какую бы награду запросить за то, что я проживу три обычных дня без любви, шатаясь в безделье по дворам?

О, придумал!

— Победитель первым подходит к миске Фебы!

Позвольте кое-что объяснить. Дымчато-серая Феба живёт у старой миссис Везерби в конце улицы. Мы считаем, что старая миссис В. немного тронутая, ибо каждый вечер она доверху наполняет миску Фебы свежесваренными ломтиками натуральной сёмги.

Это целая гора! Каждый вечер!

И в этом весь анекдот. Феба не любит варёную сёмгу. Я знаю, знаю. Странная она, правда? Но вот, представьте, не ест. Вообще. Ни в какую. Так что, проголодавшись, она проходит в кошачью дверцу мистера Фоллоуфилда и ест ту дрянь, которой кормят Пушишку.

Где же ест Пушишка, предвижу ваш вопрос. Ну, Пушишка на дух не переносит влажный кошачий корм в пакетиках. Ей нравятся сухие шарики. Так что, едва Харрисоны, её соседи, засыпают, она прокрадывается через кошачью дверцу и лопает еду Гектора. А Гектор идёт к мистеру Патрику и ужинает там.

Так что же, спросите вы, никто из нас не кормится дома?

Ну, в общем, не многие. Скажем, Милашка — примерная девочка. Кушает дома. И Альфи. Но, если честно, стоит людям погасить свет, у нас начинаются хождения. Одна злыдня на нашей улице додумалась поставить электронную кошачью дверцу, пропускающую только её кота. Но бедолагу переехала машина, так что теперь взять там всё равно нечего.

Конечно, дом старой миссис Везерби — лучшее место в нашей округе. Можете поверить! Если бы мы с Тигром не были так умны, чтобы хранить это в секрете, мы бы нарисовали на её двери чёрного хода пять звёзд за превосходное обслуживание. Но поскольку в уме нам не откажешь, мы ведём себя тише некуда и строго соблюдаем очерёдность. Тот, чья сегодня очередь идти первым, съедает сколько захочет. Часто случается, что второму ничего не остаётся, так это вкусно.

Бедняга Тигр испытывает нездоровую страсть к варёной сёмге. Ох и перепугался он, услышав моё предложение.

— Победитель первым подходит к миске Фебы? — переспросил он. — И долго?

— Раз уж ты так уверен, что я продую, то, может, на протяжении недели?

— Недели? — лишь бы он не помер от шока. — Ты хочешь есть первым из миски Фебы целую неделю? — Но он быстро пришёл в норму. — Впрочем, ты прав. Мне не о чем волноваться. Тебе не победить. Так что давай. Замётано. Держим пари, что Таффи влюбится в течение трёх дней. Время пошло!

Мы стукнули лапами, запечатав уговор, и тут Тигр говорит:

— Обернись, Таффи!

Я оглядываюсь.

Коко! Коко вернулась в свой старый дом и сад!

Она сидела на крыльце перед дверью. Золотые глаза сияют, чёрный мех блестит. Чудные маленькие ушки такие же навострённые, как прежде. Ни капли не изменилась!

У меня сердце подпрыгнуло и замерло наверху — скок!

Можете завернуть меня в тесто и запечь в духовке — да, я столкнул Тигра со стены. Он сверзился в кучу ржавых консервных банок. Но он это заслужил!

Когда он вскарабкался обратно на стену, я уже взял себя в лапы.

— Ты это зачем, а? За что? — ворчал он, стягивая с плеча липкую спагеттину и слизывая селёдочный жир с лап.

Я сочувственно смахнул заплесневелые зёрна кукурузы с его ушей.

— Прости, — сказал я. — Чистая случайность. На миг потерял равновесие и свалился на тебя.

Тигр не дурак.

— Чушь! — не поверил он. — Ты разозлился на меня, верно же? Потому что наконец заметил её.

Я растопырил глаза.

— Это кого?

— Сам знаешь. — Он повернулся, чтобы сделать жест в сторону Коко, но, к счастью, она исчезла из поля зрения, так что сердце у меня перестало колотиться как бешеное.

— Я никого не вижу.

— Она сидела там секунду назад. Ты должен был её увидеть.

— Да кого?

— Коко! Кошку, по которой ты когда-то сох.

Я скорчил удивлённую гримасу.

— Что-то не припомню…

— Да прям, помнишь ты! — взорвался Тигр. — Ты на неё молился! Только о ней и мог говорить.

— Не похоже на меня.

— Да, не похоже, но ты был без ума от неё. Просто слишком долго ждал. И когда наконец созрел сказать, что к ней испытываешь, семья Коко уехала.

— Правда?

Тигру надоело моё притворство.

— Можешь и дальше отрицать, Таффи, но, если ты продержишься три полных дня по соседству с Коко и не втюришься в неё по-новой, я сожру свою миску для воды!

— Прекрасная мысль, — фыркнул я. — Потому что сёмги тебе не видать, сечёшь? Я выиграю пари и буду пировать всю неделю.

С этими словами я гордо зашагал восвояси.

Я дотянул до дому, кое-как поднялся в комнату Элли и там сломался. Слава небесам, что Элли ещё не вернулась из школы, иначе подумала бы, что я взбесился. Я носился кругами по комнате с воплями:

— Коко! Коко! Коко, любовь моя!

Любимые мелочи Элли летели во все стороны из-под моих лап, но мне было всё равно. Пусть вихрь безумия подхватит и завертит все эти памятные безделушки и сувениры, бережно хранимые на полках.

Когда пол был усеян осколками и бегать стало неудобно, я перемахнул на комод. Столкнул вниз стопку поглаженного белья и краем глаза заметил мелькнувшее в зеркале собственное отражение.

Потом, устав бегать, залез по занавескам на карниз и спланировал на кровать. Неоднократно.

Минут десять бесновался, не меньше, пока не отлегло. После чего рухнул на кровать с глупой улыбкой.

— О, Коко! Коко, моя любовь, наконец-то ты ко мне вернулась!

Я погрузился в мечты. Сначала представил, как мы вдвоём бредём по заросшему лютиками полю. Птички над головой заливаются. Солнышко сияет. Сверху нам улыбаются белые пуховые облачка.

Я дотронулся до её лапы. Она дотронулась до моей…

Потом представил, как спасаю жизнь Коко. Мы стоим над бурлящей рекой. Коко поскальзывается и летит вниз. Её бедная мокрая головка то пропадает, то появляется над водой. Мой прыжок был бесстрашным и ловким. Не думая об опасности, я подплыл, схватил её за шиворот и вытащил на берег.

— Таффи! — шепнула она. — Мой герой! Такой храбрый! Такой сильный! Такой верный!

Потом я увидел нас через несколько лет. С котятами — полная корзинка котят! Некоторые блестяще-чёрные, в мать. Некоторые унаследовали мою породу — благородные полоски. Но все как один наши отпрыски отличались смекалкой и остроумием, красотой и добрым характером. Мы были идеальной семьёй.

— О, Таффи! — шептала мне на ухо воображаемая Коко. — Кто бы мог подумать, что нам выпадет такое счастье?

Действительно, кто?