Лариса Исарова - Война с аксиомой 

А вдруг Толя передумает и не позвонит?

8 сентября.

Оказывается, Люба обо всем знает. Она с лета встречается с Валей — Толиным товарищем, тоже десятиклассником. Вот хитрющая! А мне ни слова, хотя мы и подруги.

Она говорит, чтоб не сглазить, пока он не объяснился. Вот глупость!

Люба говорит, что он к ней красиво относится. Когда болела — цветы носил; ходит с ней в музеи, кино; все чертежи обещал сделать…

А мне этот ее Валя не очень нравится. Сладенький, хорошенький, как пастушок на бабушкиной вазе… Зануда, честно говоря.

Скорей бы воскресенье!

10 сентября.

Вчера позвонил Толя и позвал гулять. Я покраснела, замялась. А мама услышала и сказала:

— Мартышка, иди, не разыгрывай спартанца! Шестнадцать бывает раз в жизни.

Я пошла, но туфли демонстративно не вычистила и лент в косы не вплела, хотя без лент они у меня тонюсенькие, как мышиные хвосты. Правда, воротничок чистый подшила, но это же гигиена. Не хочу особо прихорашиваться, пусть видит, какая есть. Иначе нечестно, по-моему!

Погода была необыкновенная, прямо весна. Толя сказал, что после школы решил идти в Политехнический, что конкурса не боится: любые приемники может собрать.

До чего у него глаза красивые: длинные, зеленые и всегда смеются, а белки светятся вроде фонариков!

Мы ходили часа три. Оказывается, вечером очень уютно и весело на улице. Я шла, как на пружинках. Он даже сказал, что у меня походка летящая, точно у горной козы.

Он ужасно много всего знает, а я ничего из себя не могла выдавить умного. Только «да», «нет», как кукла. До чего чудно, когда у двоих одинаковые мысли обо всем! Я раньше думала, так только в книжках бывает. И мне ничего не хотелось — вот ходить и ходить рядом с ним… А потом он мне мороженого купил…

Уроки я, конечно, не успела выучить, и Марина мне сегодня полчаса мораль читала…

12 сентября.

Сегодня утром позвонил Толя и спросил, не буду ли я против, если с нами в кино пойдут Валя и Люба. Я согласилась, и они за мной зашли.

Я шла с одного края, под руку с Любой, а Толя — с другого. Потом сказал, что не слышит мое щебетание, и перешел на мою сторону. Люба сказала, что мы с ней на той неделе в музей собираемся, он стал напрашиваться, а я промолчала, хоть она мне весь локоть исщипала. Знала, что надо что-то сказать, и не могла. Ну как пробка в горле. Стесняюсь я его…

Только в кино мы не попали; разве в воскресенье билеты купишь!

Да, а по дороге много наших девчат встретили. Они так на нас смотрели, будто у них по три пары глаз выросло. А почему? Почему у нас стыдным считается, когда девочки дружат со старшеклассниками?

Сейчас звонила Люба. Она с Валей еще погуляла, когда я ушла (мне же нужно тройку по литературе исправлять). И вот она спросила Валю, серьезно ли я нравлюсь Толе. И он сказал, будто Толя говорит, что я дикарка и детский сад, но все-таки надел сегодня новый галстук. А откуда они знают, что новый?

15 сентября.

До чего я сейчас счастливая! Вот сижу и как балда улыбаюсь.

Ведь эти дни Толя ко мне не подходил. А я не знала, чего он обиделся, и мне было очень обидно.

А тут после уроков подхожу к нашему дому — и вдруг он. Мне сразу жарко стало. У него уже были два билета в кино на ближайший сеанс. Домой я даже не успела зайти предупредить, и мне потом такой нагоняй был! Оказывается, он вовсе не обиделся, а просто приемник делал и не мог оторваться, пока не кончил.

Только в кино вышло нехорошо. Сидим, и вдруг он взял меня за руку. Я как дернусь, а он шепотом:

— Чего вы испугались? Я просто хотел взглянуть, который час.

Обратно шли совсем затемно. Я никогда еще так поздно домой не возвращалась. Но хоть темноты я немного боюсь, с ним ходить совершенно не страшно было, как с папой.

Жалко только, что его мои дела не интересуют. Начала ему про нашу стенгазету рассказывать — я же редактор, — а он: «Ну ее, я уже вышел из детского возраста, когда в игрушки играют. Вы мне лучше объясните, почему вы такая старомодная, почему вы боитесь прикосновений?» Конечно, он шутил, но все же неприятно.

Давала Толе читать свое домашнее сочинение о Гоголе. Он его похвалил и спросил, откуда списала. А когда узнал, что все мое, сказал, что даже не думал, что я такая умница.

А Марина мне четверку поставила. Хоть ни одной ошибки. Я пошла и спросила: за что? Оказалось, видите ли, она не согласна, что я Чичикова с Остапом Бендером сравниваю, но ведь это мое личное наблюдение.

Просто она ко мне придирается, потому что я не подлиза. И вообще она настоящая старая дева по характеру и похожа на селедку: прилизанная, всегда в сером. Мне так смешно, когда она меня по-матерински журит. Сама только-только институт кончила…

24 сентября.

Сегодня была необыкновенная комсомольская группа, без Марины. Просто последний урок не состоялся, и мы заспорили о будущем: как строить жизнь, выбирать в ней что полегче или потрудней? Например, если есть способности к математике, то идти ли учиться математике (будет легко!) или избрать химию, хоть ее и не любишь, зато волю проявишь?

Я сказала, что пойду на медицинский, так как литература для меня слишком легка. А Валерка сказал, что так решать — чушь. Мол, волю надо испытывать на чем поважней. И вот он пойдет обязательно на завод, а учиться будет вечером, чтоб у матери на шее не сидеть.

А Люба сказала, что сначала выйдет замуж, поживет немного для семьи, потом вкусы определятся, и она решит, как жить. Вот не думала, что она такое скажет, скучное…

А потом Рыбак предложил: все одно по плану нужно собрание в этом месяце провернуть; есть предложение — считать, что оно состоялось сегодня. Конечно, все обрадовались. Ведь поговорили здорово: без докладчика, без протоколов, без выговоров Марины за дисциплину.

Интересно, а как Толя думает? Смешно, но я теперь все-все по нему меряю; что ни узнаю, что ни услышу — все в голове складываю, чтоб не забыть и ему рассказать.

27 сентября.

Сегодня получила в ателье новое платье. Оно синее. Мама говорит — в тон глазам. А закройщица несколько раз нечаянно уколола и сказала примету — буду в нем особенно нравиться. И хоть это глупость, конечно, а мне хочется, чтобы было и в самом деле. Это очень плохо?

Правда, из-за платья я поссорилась с отцом. Он увидел меня перед зеркалом, потребовал дневник — а там свежая тройка — и начал пилить. Ну, а я возьми и скажи, что не обязана учиться на отлично. Что тут было!

И что он с двенадцати лет себе на жизнь зарабатывает, и что я лодырь, и что моя учеба — моя единственная обязанность перед родителями, и что у меня только тряпки и мальчишки на уме, и что у меня ни на грош воли…

А вот воля у меня как раз есть… Только что звонила Люба, звала в театр, сказала, что позовет и Толю, а я отказалась. Пусть сам пригласит, если… если он обо мне думает. Разве это не воля, когда я так хочу его видеть каждую минуту?