Юлия Шифрина - Я — хорошая девочка

— Нет, нет, я не приду.

— Захочешь учиться в школе — придешь. Разве ты больна? Работать полезно.

— У нас дома прислуга, — вызывающе отвечает Аня.

— Софья Яковлевна, а кто повезет в госпиталь костыли? — не успокаивается Левко.

— Тот, кто будет хорошо учиться и работать..

За три недели учебы Таня никогда не поднимала руки и ничего не спрашивала. Когда к ней обращается учитель, она, не двигаясь, кричит:

— Чегой-то?

А тут она поднимается и говорит:

— Тетя Соня! Она работать не хочет, потому что, наверно, за царя. Намедни мне говорит: «Убирайся, мужичка, отсюда!» А куда я денусь? Это школа всех нынче.

— Только не «тетя Соня», а Софья Яковлевна, — поправляет ее Соня.

Таня не понимает.

— Кто это? — удивляется она.

Гимназистка Аня плачет. Ее утешают подружки с других парт, глядя исподлобья на Соню.

А я довольна, что она плачет. Пусть не хватает на перемене Левко за руку. А он и рад! Бегает с ней так, что голубой бант в ее светлых косах бьется, как бабочка! Так ей и надо! Ясно, она за царя!

Назавтра мы собираемся на субботник. Все веселятся. В коридоре две барыни, важные, надутые, в богатых манто, спрашивают, как пройти к заведующей.

Мы с Танькой ведем их к Сониным дверям. Соня сегодня одета в черное ситцевое платье, на голове красная косынка. Она тоже ведь идет на субботник. Мне досадно, что она не в костюме. Соня о чем-то говорит с учителями. Барыни входят к ней.

Одна — мать Ани. А вторая? Никто не знает…

Из кабинета сразу же слышен недовольный голос одной из барынь:

— Мой ребенок не будет ходить на всякие работы. Она изнеженная и слабая.

— У нас будут посильные работы. И работа только приносит пользу и укрепляет организм. Почитайте об этом…

— Вы нас не учите, — грубо обрывает барыня спокойную речь Сони.

Из Сониной комнаты постепенно выходят учителя. Они тоже в рабочей одежде.

— Как вы вообще в учителя-то попали? Вы ведь брюки шили. Даже моему мужу. Мы не можем доверять вам своих детей…

В полуоткрытую дверь видно красное Сонино лицо. А может, так кажется от косынки.

— А вы сами не научились до сих пор брюки шить? Что же теперь ваш муж делает? Без брюк ходит? Вот скоро мы организуем учебную мастерскую, ваша дочь научится, тогда вы будете спасены.

— Я не отдам такой учительнице свою дочь!

— Нет, она пусть ходит. Коллектив ее воспитает, будет человеком. Ребенок — это будущий человек. Это не игрушка. Она сама разберется скоро, как ей лучше жить.

— Скоро придет другая власть и вас, таких учительниц, тут не будет…

— Поверьте мне, гражданки, что мы здесь навсегда.

И что-то тихо стала выговаривать матери Ани. Мы чуть расслышали:

— Зачем ребенка берете на рынок и приучаете торговать? Я видела вас с ней там. Этого мы вам не позволим. А музыке мы своих учеников тоже будем учить. И работать они будут… Кстати, все учителя здесь будут из прогимназии.

Дальше ничего нельзя разобрать. С шумом выходят барыни от Сони.

Пока мы едим горячий суп и пьем чай с повидлом, Соня с высоким учителем в очках куда-то уходят. По всей школе передают:

— Строиться по четыре человека. Пока не будет заводского гудка — никто не пойдет к заводу.

Заводской гудок! Разве может быть, чтоб заводской гудок ожил? Так давно никто его не слышал! И мы пойдем по гудку!

Радость охватывает всех. Заводской гудок! Ровный радостный гул, который всегда заглушал все звуки дня.

Архип Иванович уже выстраивает старшие классы. Как тогда — на манифестации. Наверно, это не работа! Это праздник.

Мы с Танькой беспричинно смеемся и крутимся. Левко подсчитывает, кто не пришел. Почти ни одной девочки из прогимназии. Мне жалко, что они не видят, какой у нас праздник! Еще никогда не было, чтоб ребята так строились.

И вдруг что-то загремело. Мы побросали свои ряды и кинулись на улицу. Это Соня привела оркестр.

Учителя шутят, дружески ей говорят:

— Ну и надумали! Это интересно!

В коридоре Левко тоже мне говорит:

— Выдумщица твоя Соня! — А сам так и сияет.

— Под музыку пойдем, под настоящую музыку!

Опять строятся по четыре. Впереди старшие классы. Кто с лопатками, кто с ломами. У нас все принесли тряпки. Только у Левко какая-то железная палка. И он ее торжественно держит, как винтовку.

Вдоль школы выстраиваются длинные шеренги ребят. Кто-то крикнул: «Пока не прекратятся разговоры, не тронемся».

Все замирают. Замолкает оркестр. Странное утро. Что ни скажут в самом начале колонны — слышно всем.

— Сейчас подойдем к заводу. Как будет гудок — первые войдем в ворота. А за нами уже рабочие.

Это Сонин голос. Левко стоит впереди меня. Его лицо торжественно и строго. Мне оно кажется ненатуральным. Тихо, без музыки мы подходим поближе к заводу. И вдруг счастливым басом запел гудок. У меня затрепетало сердце. Чуть не плачу, сама не знаю отчего. Вместе с гудком загремел оркестр и грянула песня:

Где-то вдали, рядом с учителями, ученики несут красный флаг школы. Оглядываемся: нас догоняет Аня с подружками. Мы на них даже не смотрим. За нами ломающимися рядами идут рабочие, женщины и старики.

Во дворе завода валяются ржавые станки, мусор, кирпич, щебень. Посредине возвышается какая-то машина. На ней стоят люди. Дядя Тимоха поднимает руку. Лицо у него строгое, требовательное.

— Граждане! Вы восстанавливаете сейчас свой завод! Это наш завод. Теперь у него нет другого хозяина. Да здравствует Ленин!

Опять играет музыка.

Еще говорят люди.

Гремит песня:

Через несколько дней вечером Соня рассказывает отцу:

— Надо было видеть, как в совдепе встретили музыкальную школу. Они не знали, что делать от счастья. Выписали бочонок повидла специально для учеников. Я говорю: «Зачем?» А они свое: «Пусть уж будет полный праздник! Дожили наши дети!» Прямо сердце переворачивается.

— Так ты все-таки взяла повидло или нет? — интересуется отец.

— Взять-то взяла. У меня другая забота. Где взять учителя? Гителе, которая обучает богачей, боюсь, будет по-старорежимному учить. Уж старенькая очень…

— Это какая же Гителе? Кацнельсона вдова? — выясняет отец.

И советует:

— А Шимеле, что на скрипке играет на свадьбах? Сейчас он в этом, как его… ну, что надуты пузырь бьет…

— Оркестр, что ли?

— Да, да… Он так играет на свадьбах, что любо… у него было много учеников.

Вечером мы собираемся в школе, в большой комнате, где стоит пианино. Ребят собралось много. Ходит между нами учительница арифметики Домна Пантелеймоновна. Зовем мы ее Домна Панталоновна. Высокая, грузная, с маленьким курносым лицом, она раньше преподавала в прогимназии и на уроке называет нас «медамес». И мы ее дразним «медамес». Сейчас она разговаривает с Петровной, которая стоит в белой куртке возле кастрюли с повидлом.