Грейс Лин - Когда море стало серебряным

…и не поверила в то, что увидела. Стояли ранние сумерки, на темнеющем небе уже мерцали первые звёзды. Байма, всё ещё в облике коня-дракона, бежал по дороге из белого песка; его грива и длинные усы развевались подобно щупальцам кальмара. Впереди, как и раньше, катилась чёрная мидия. Песок тоже мерцал в свете фонарей, которые свисали с красных деревьев, росших вдоль дороги. Красные деревья? Пиньмэй потёрла глаза. Да нет, это не деревья! Это кораллы! А фонари – медузы! Она снова подняла глаза к небу. Мерцающие звёзды оказались крошечными рыбками!

– Мы… мы… – Пиньмэй с трудом выговаривала слова, – на Морском Дне?

– Проснулась? Вот и хорошо, – сказал Ишань. – Почти приехали.

Он повёл рукой. Перед ними было поле колышущихся морских трав, усеянное актиниями, похожими на хризантемы. А дальше, в темнеющем небе, распускалось серебристое сияние, словно всходила луна.

– Почти приехали куда? – спросила Пиньмэй.

– В Хрустальный Дворец, глупенькая! – сказал Ишань. Косичка Пиньмэй заплыла к нему на плечо, и он легонько дёрнул за неё. – Куда же ещё?

Они подплывали всё ближе, и великолепный дворец вырастал перед ними, подобно горé. Поначалу они видели только крыши, покрытые хрустальной черепицей и сверкающие, как блики солнца на водной ряби. Потом показались резные радужные балки, изукрашенные золотом и кораллами. Потом – полупрозрачные колонны, излучающие невиданный свет; они сияли так ярко, что у Пиньмэй перехватило дыхание. Сколько историй об этом дворце рассказывала ей Ама!

Дорога из белого песка тем временем сменилась дорогой из хрусталя, и копыта Байма издавали теперь звук, похожий на звон колокольчиков. Они миновали белые колонны, увенчанные ухмыляющимися драконьими мордами, и проследовали за мидией на длинную аллею, которая терялась вдали.

Мидия катилась без остановки. Пиньмэй было приятно на неё смотреть, это успокаивало. Мидия была, пожалуй, единственной деталью пейзажа, в реальность которой Пиньмэй верила. Они ехали мимо сверкающих беседок, мимо дверей, усеянных жемчугом, мимо арок из пурпурного мрамора. Но простая, ничем не примечательная мидия всё так же катилась, и окружающее великолепие ничуть её не смущало.

Даже подкатившись к величественным ступеням парадного входа, мидия бесстрашно продолжала свой путь. Каменные фигуры морских чудовищ стояли у подножия лестницы и на ступенях. Мидия прыгала со ступеньки на ступеньку, а Пиньмэй старалась не глядеть на свирепые лица статуй. Её не покидало ощущение, что статуи, оставшиеся у неё за спиной, с подозрением смотрят ей вслед.

На самом верху лестницы, перед арочным проходом, мидия наконец остановилась.

– Наверное, это значит, что мы пришли. – Ишань спрыгнул с коня и ступил под арку. Пиньмэй последовала его примеру, и тут Байма издал низкий, ликующий рёв.

Дети оглянулись на коня-дракона. Он вернулся к лестнице и вдруг, совершенно неожиданно, прыгнул вниз.

Ишань и Пиньмэй подбежали к краю. Байма облетел вокруг пустого постамента между двумя каменными статуями, потом в грациозном прыжке приземлился на него и снова радостно взревел. Словно устраиваясь на долгожданный привал, он уселся, согнув чешуйчатые ноги. Каменная неподвижность охватила его. Драконьи лапы слились с каменным постаментом. Байма превратился в статую.

Пиньмэй так и застыла с открытым ртом.

– Как ты думаешь, – прошептала она, обретя дар речи, – госпожа Мэн знала?

Ишань пожал плечами и склонил голову набок; вид его выражал скорее любопытство, чем страх. Но не успел он и слова сказать, как за спиной у них прозвучал голос:

– Ага, вернулась! Ну, как добралась?

Пиньмэй и Ишань оглянулись. В арочном проёме некто в серебристо-сером одеянии, опустившись на колени, беседовал с мидией.

– Нет-нет, – говорил он, – родители тебя не ищут. Они всё ещё спят в своих раковинах, как и подобает ласточкам зимой. Да-да, весной, когда все проснутся, я обещаю подтвердить им, что ты ничего не выдумала и всё это правда…

Он поднял голову, увидел детей и заговорщицки улыбнулся, как будто только что поделился с ними шуткой, понятной им одним. Эта его улыбка была такой открытой и тёплой, что Пиньмэй улыбнулась в ответ.

– Приветствую вас! – сказал он, вставая. Пиньмэй увидела, что он грузно опирается на коралловую трость и одна из его штанин пуста. По руке, сжимавшей трость, тянулся длинный, шрам, который скрывался под рукавом. Лицо его тоже пересекал шрам, однако он был почти незаметен – так ярко и весело блестели глаза этого человека. Он радостно шагнул им навстречу.

– Наконец-то! – воскликнул он, сердечно пожимая им руки, словно старым друзьям после долгой разлуки. – Морской Царь вас ждёт не дождётся. А со вчерашнего дня у него и вовсе не осталось никакого терпения. Слишком уж вы медлите, так он считает, – хотя, конечно же, время здесь течёт совсем по-другому! То, что для нас долго, для вас – один миг… или наоборот? По-моему, оно бежит то туда, то сюда, как морские волны.

– Мы с вами знакомы? – спросила Пиньмэй. Его открытость и приветливость обезоруживали и в то же время удивляли; может быть, думала Пиньмэй, он принимает нас за кого-то другого?

– Возможно, возможно! – От его радостного смеха им самим стало смешно, как от щекотки. Пиньмэй и Ишань не удержались и тоже расхохотались, хотя Пиньмэй не очень-то понимала, что тут смешного. – Там у вас, наверху, меня как только не называют! Каменная Рыба, Рыба Счастья, Недракон, Сокровище, Особый Дар… Но моё любимое имя, конечно же, – Радость в Сердце. Мне дала его одна девочка, такая милая… Как же её звали… Мэйци? Мэйи? Нет, кажется, Мэйя…

– Радость в Сердце… – повторила Пиньмэй, чувствуя, как её мысли куда-то уплывают.

– Понимаю, такое непросто выговорить – язык сломаешь! Но зато…

– Да, я вас знаю! – перебила Пиньмэй. – Вы из сказки! Вы та самая рыбка, которую подарили первому князю Города Яркого Лунного Света!

– Ага! – воскликнул он, довольный. – Меня помнят! А ведь много воды утекло с тех пор, как я был наверху. Я-то думал, меня давно забыли. Ведь слава так быстротечна.

– Но… вы больше не рыбка, да? – сказала Пиньмэй. – Вы человек?

– Ах, ты про это… Мы принимаем человеческий облик из почтения к Морскому Царю. Он когда-то был простым смертным, поэтому ему в таком образе удобнее всего, и он из него почти не выходит. И все мы, кто обитает на Морском Дне, следуем его примеру.

Но Пиньмэй почти не слышала его, потому что глубоко задумалась.