Шарон Крич - Замок Корона [litres]

– Я могу тихонько сбегать на рынок, – сказала Пия. – Послушаю, что говорит Франко…

– Нет. Мы обещали.

– Я не хочу торчать здесь весь день! – Пия подняла валявшуюся на полу грязную одежду хозяина. – А значит, тебе придётся помочь мне. Отнеси это на задний двор, к бочке с дождевой водой.

Энцио хмуро взглянул на кучу белья. «Если бы я был принцем, – подумал он, – я бы не стал кидать на пол свою одежду, но стирал бы её за меня кто-то другой, и это была бы красивая одежда, и у меня была бы красивая лошадь – непременно белая».

Пия, мысли которой зачастую принимали тот же оборот, что и у брата, сказала:

– Энцио, если бы я была принцессой, я бы никогда больше не стала пачкать руки, ни за что! И никто не посмел бы указывать мне, что мне делать, и не называл бы меня грязным насекомым. Я бы могла делать, что вздумается – совсем-совсем что угодно.

– И мы бы ели рябчиков и сладкие пирожные…

– И я носила бы шёлковые платья…

– …на белом коне…

– …и у нас не было бы никаких забот!

Вопреки голосу рассудка, королева привела графиню на своё любимое место – уединённую грабовую аллею. Обычно, стоило ей войти в своё укрытие, королева успокаивалась. Большие зелёные листья шелестели над её головой, пропуская лишь тончайшие лучи света, и длинный туннель впереди сулил покой и утешение, и вокруг струился аромат свежести, пропитанный отчётливым, слегка пряным запахом коры и листьев.

Королева всегда гуляла здесь одна. Это было её убежище. Но сегодня она взяла с собой графиню, потому что ей нужно было поговорить с глазу на глаз. Впрочем, пожалела об этом решении она сразу же, как они вошли в туннель, и графиня по своему обыкновению затрещала без умолку.

– Ах, до чего же прекрасно! Совершенно божественно! – графиня захлопала в ладоши. – Разве это… это не удивительно, и…

Ветви над головой сплетались так густо, что дорожка была сухой, но королева ощущала запах дождя, омывавшего своды туннеля. Она подыскивала слова, чтобы остановить болтовню графини. Королева решила говорить без обиняков, чтобы как можно скорее перейти к сути, и напрямую задала графине вопрос об отшельнице.

– Она совершенно идеально подходит вам в качестве отшельницы, – ответила графиня. – Я сразу о ней подумала.

Несмотря на присущую графине суетливую манеру, диссонировавшую с умиротворением грабовой аллеи, королева испытала прилив воодушевления. Скоро у неё появится собственная отшельница. Когда они дошли до конца туннеля, королева исполнилась ликования, потому что там, чуть правее, стоял бревенчатый сарай, и королева поняла, что он станет идеальным домой для её отшельницы.

– Я, разумеется, велю слугам прибрать здесь, – сказала она графине, – и принести несколько красивых ковров…

– О, нет, – воскликнула графиня. – Не делайте этого!

Королева, не привыкшая, чтобы кто-то указывал ей, что делать или не делать, резко вскинула глаза на графиню.

– Простите, ваше величество, простите меня. Я хотела лишь предложить… Я полагаю, что среди отшельников принято жить аскетично. Им так нравится, этим отшельникам. Я думаю, вы тоже могли бы позволить ей носить волосы распущенными и неприбранными, не стричь ногти и…

Королева попыталась сосредоточиться. Графиня может болтать так часами.

– Графиня, как долго вы планируете пробыть у нас?

– Мне так жаль сообщить… с глубоким прискорбием… не могу описать, как мне жаль, что приходится это говорить… но мы вынуждены уехать… Графа призывают неотложные дела…

– О, да. Это так печально. – Королева с трудом скрыла своё ликование, а природа, казалось, подслушала её радость от вести о скором отъезде назойливых гостей: солнце внезапно блеснуло меж облаками и трава под его лучами заискрилась, как ковёр, усыпанный миллионами крошечных бриллиантов.

Стоило экипажу с графом и графиней отъехать, и король чуть ли не опрометью бросился в сад. Дорожки и скамьи были мокры, он всё же решил полюбоваться на лужи и присел на скамейку, чтобы упорядочить свои мысли.

Он пытался выкинуть из головы болтовню графа об отравлении. Граф ещё сколько-то времени внушал ему мысль о необходимости дегустатора. Дегустатор! Сначала это казалось нелепицей, но по мере того, как граф говорил, в сердце короля просыпалась тревога. После завтрака, который все съели без обычного аппетита, король, отчасти чтобы заставить графа умолкнуть, сказал:

– Ладно-ладно. Я позабочусь об этом. Можно назначить дегустатором кого-то из слуг.

– Мне кажется, что это не самая хорошая идея, – ответил граф. – Не смею давать советы в этом вопросе, но как можно быть уверенным, что слуга сам не окажется отравителем? А?

Король едва смог скрыть удивление. Один из его слуг – отравитель? Это невозможно!

– Про графа Мальпецци думают… подозревают… что его отравил как раз один из слуг. Это так и не удалось доказать, но подозрение пало именно на него. Я думаю, они всё равно повесили этого слугу. Да, думаю, так они и поступили. Может, вам стоило бы выбрать на эту роль кого-то постороннего, а?

Сейчас, сидя на влажной скамье, король искал аргументы против позиции графа. У него скопилось так много всего, о чём он хотел бы поговорить с отшельником! Это и ещё один вор, и эта морока с дегустатором, и сверки имущества – так много, о чём нужно рассказать! На краю дорожки в куче листвы, сорванной утренней бурей, послышался шорох. Листья зашевелились, приподнялись и снова опали, открыв взору короля влажное чёрное змеиное тело.

– Опять ты! – воскликнул король, вскочив со скамейки и бросаясь вниз по дорожке. Скорее, бегом – к приюту отшельника.

В деревне, в хижине Пангини, время тянулось так медленно, что Пии казалось, будто солнце и земля остановились, а утренняя гроза унесла весь воздух с собой, куда-то за тридевять земель.

– Почему Пангини велел нам сторожить здесь, а, Пия? Сторожить что?

– Или зачем , Энцио, – она коснулась рукой своего спрятанного под платьем амулета, чтобы почувствовать себя увереннее. – Не думаю, что у меня хватит сил почистить ещё хоть один гадкий горшок, постирать ещё одну грязную рубашку или выбить ещё один заплесневевший коврик. Я чувствую себя, как в тюрьме.

– Как узник, – добавил Энцио.

Они обрадовались, когда долгожданная тьма наконец опустилась на деревню, так что они смогли калачиком свернуться на своих соломенных матрасиках и заснуть в надежде, что завтра им можно будет уйти и пошляться по деревне, узнать новости и, что особенно срочно, избавиться от кошеля и перестать чувствовать себя виноватыми.