Татьяна Пономарева - Трудное время для попугаев [сборник litres]

Поэтому все эти тети Даши и дяди Васи, Мити, Коли, Ядвиги Леопольдовны, Петюни и Таточки были не из желтого плюшевого альбома, где их прошлые лица и фигуры, зажатые тяжелым переплетом, уже стали безжизненно плоскими на грани собственных теней, а очутились вполне явными обитателями их настоящего дома! Его жильцами и хозяевами – с привычками, голосами, плачем и смехом, запахами и шелестом движений… Оказавшись однажды ТАМ, погрузившись в глубинный, недоступный живущим мир, и увидев ОТТУДА изнанки разоблаченных людьми законов, изнанки, сулящие нераспознанные возможности, они рука об руку с бабушкой Алевтиной, чуть потревожив сегодняшнее пространство, внесли и разместили в нем СВОИ жилища, СВОИ пожитки и СВОЙ, настоянный на родной эпохе воздух.

Тайная слитность этих миров была для людей, живущих в доме, невнятной, робко предполагаемой, для кого-то желанной, для кого-то лишней. Но всех – верящих в нее и не верящих, – может, всего раз в жизни на какое-то мгновение пронзала ослепительно четкая, непоколебимая мысль о бессмертии.

– Жили-были Дарья Петровна и Василий Петрович. Были они брат и сестра. Оставил им отец в наследство дом, сад и закопанный в саду клад. А где он закопан, нужно было им разгадать… – рассказывала на ночь сказку маленькой Усте бабушка Алевтина. Сказку, в которой все было правдой: и люди такие жили на свете, и клад в саду действительно был закопан…

А раз так, то, конечно, живыми и настоящими были и Кощей Бессмертный, и Марья Моревна, и царь Додон, и Баба-яга, и водяные, и лешие… Но не пугающе живыми, глядящими из каждого темного угла и заставляющими жить с мешком страха за спиной, а, скорее, привлекающими свойским отношением к колдовству и дающими возможность совершать, укрепляясь телом и духом, незаметные миру, но от этого не менее прекрасные победы на личном фронте детской мечты.

Таким образом, бабушкины дети, внучатые племянники, дяди и двоюродные тети, братья и зятья, с ее легкой руки ставшие фольклорными персонажами, и фольклорные персонажи, приобретшие явные признаки родства, в конце концов так переплелись друг с другом, что позволяли себе вести самостоятельную жизнь, не зависящую даже от бабушкиной памяти.

– Прибегает однажды к дяде Васе Марья Моревна и просит: «Спрячь меня, дядя Вася, в железный несгораемый шкаф, я тебе золотое яблоко подарю, а то меня Кощей нагонит!..» – рассказывала маленькая Устя своей подружке…

А с дедушкой Артуром, бабушкиным мужем, получилось вот что. Однажды дедушка Артур пришел с работы – он был инженером на механическом заводе – и стал со всей семьей ужинать. Жили они тогда не в Москве, а в небольшом городке Тутове на юге России. Хотя они и жили в городке, у них был свой дом и сад с грушами величиной с маленькую дыню. Дедушку Артура все любили, он был веселый и добрый. Он умел делать скрипки. И дарил их друзьям.

И вот во время ужина, когда дедушка Артур всем объявил, что опробует сегодня новую скрипку, в дверь с улицы кто-то постучал.

– Кто там? – спросила бабушка Алевтина.

– Откройте! – сказали ей, словно приказали.

Бабушка открыла, впустила незнакомцев и проводила их в комнату. Она предложила им поужинать и выпить чаю. Но незнакомцы отказались. Они внимательно смотрели на дедушку, словно были скульпторы и собирались высекать из мрамора дедушкин бюст. Потом они начеши так же внимательно оглядывать комнату, что-то выискивая взглядом, и стали похожи на похитителей. Но на самом деле они оказались настоящими чародеями и поразили всех своими фокусами: без ключа открыли все ящики в дедушкином столе, взяли толстую книжку, подержали в руке, и она тут же куда-то исчезла, потом дотронулись до печки – а был конец сентября, и бабушка затопила как раз перед их приходом, – да, они дотронулись до печки, и… она сразу остыла! Потом один из них вытащил обугленную головешку и прямо на белом печном боку намалевал кривую черную дверь. Он толкнул эту дверь ногой, и она приоткрылась!

– Ну что, слабо будет войти туда? – усмехнулся один из них, обращаясь к дедушке.

– Отчего ж слабо? – улыбнулся дедушка Артур. Он любил ходить в цирк и ценил профессиональное остроумие факиров. – Отгоняйте мух от моего бутерброда… – попросил он остающихся за столом. А сам накинул пиджак, вышел в черную кривую дверь, и больше его никто никогда не видел…

Но бабушка в то время не знала, как быть. Ждать, пока дедушка вернется, или бежать и разыскивать его? И она решила бежать разыскивать. Но тут ей встретилась хорошая знакомая, которая по секрету сообщила, что эти факиры не из цирка и что они побывали уже не в одном доме и везде проделывали одни и те же фокусы. «Говорят, – прошептала она бабушке, – они часто возвращаются и требуют, чтоб и другие входили в такую же дверь! Так что собирайтесь и быстрее уезжайте куда глаза глядят…»

И бабушка, укутав детей, поздним вечером с чемоданом и баулом покинула дом в Тутове. Вместе с ней поехала и дедушкина сестра Ядвига Леопольдовна. Страсть к путешествиям, навязанная им самозваными цирковыми работниками, предполагала по меньшей мере марафонскую выносливость и умение нести тяжкую ношу с видом отправившегося на долгожданный пикник.

И бабушка выдержала! Через много-много лет она говорила Усте, что человек, у которого на руках ребенок, обязан мочь всё, а если два ребенка, то дважды всё!

Да, они вовремя тогда уехали. Вскоре лишняя печная дверь тутовского дома поглотила одного за другим оставшихся дядю Колю и дядю Митю. А потом и сам дом сгорел. Видно, остывшая печка, однажды очнувшись и вспомнив о своем уготованном на долгие годы тепле, предназначенном людям, каким-то чудесным образом возродила его, это тепло, сразу всё – в ярком прощальном факеле, как нечто ненужное в будущем. И сам дом знал, что бабушка Алевтина, добрый заклинатель пространства и времени, не позволит никому и ничему исчезнуть и снова соберет всех, где бы ни оказалась, хоть в пустыне, хоть на необитаемом острове… Сам же дом, огнем и пеплом очистив себя от осквернителей, осенней холодной ночью тоже покинул городок Тутов единственно возможным для недвижимого имущества способом.

Однажды Усте этот дом приснился. Не весь – только крыльцо и комната с нечеткой мебелью. Ясным и отчетливым в этом сне был большой голубой кувшин. Он почему-то стоял на самом краю стола, почти отрываясь донышком от скатерти, словно его заставляла терять равновесие массивная изогнутая ручка. Усте во сне захотелось его поправить, переставить на середину стола, но как будто она знала: он стоит так специально и трогать его нельзя. Наутро она спросила у бабушки: был ли у них голубой кувшин? Бабушка посмотрела на нее, радостно вздохнула, словно Устя, усвоив наконец ее уроки, принесла кувшин, запросто вытащив ОТТУДА!