Виктор Шабалин - Тайна Кара-Ташского подземелья

По козьей тропке через колючий кустарник пробирался маленький мальчик. Непроглядная мгла окружала его. Где-то совсем рядом тихо журчал ручеёк. Глухо и одиноко отдавались шаги в узком ущелье. Малыш часто оглядывался. Не гонятся ли за ним?.. Но всё вокруг дышало только холодом, сыростью и неизвестностью. Изредка откуда-то доносился жалобный писк, который нагонял на маленького беглеца тоску и страх.

Из-за туч выглянул рог молодого месяца, отразился на мгновение в небольшом прозрачном водоёме с песчаным дном и снова скрылся. Место оказалось знакомое. Мальчик пробрался сквозь побуревшую заросль и, приподняв лозу дикого винограда, очутился в неглубокой пещере, которую обнаружил однажды, когда ему пришлось пасти здесь байских коз.

Он лёг на каменный пол, заложил руки за голову. Знобило. Старый, весь в клочьях, с полуоторванными рукавами, армяк не согревал; дрожь пробегала по всему телу, которое было в крупных ссадинах и рубцах, образовавшихся от ударов камчи. Превозмогая боль, он повернулся на бок, свернулся клубочком.

Невыносимо трудно было лежать на холодном, как лёд, полу, далеко от родных в эту страшную, полную беспокойства и тревог тёмную ночь. Но это был сын кочевника, внук охотника, — людей, привыкших к одиночеству, терпению и невзгодам.

Крепко стиснув зубы и затаившись в одной позе, прислушивался он к унылому шелесту осенней листвы да завыванию ветра, гуляющего где-то в вышине над ущельем.

В его сознании всплывали невесёлые воспоминания о том, как он остался сиротой после смерти родителей, о том, как, полуголодный, босоногий, он день и ночь работал в байской семье, и о том, как жестоко бил его бай за всякую мелочь.

Много лишений претерпел сирота в батраках: каждая заплесневелая корочка хлеба, каждая обглоданная кость, брошенная через плечо, точно собаке, — все объедки были посолены попрёками хозяев-богачей.

Сотни раз намеревался мальчик уйти от безжалостного и кровожадного бая. Но куда идти?!

Вчера случилось то, что заставило его бесповоротно принять решение.

Как и всегда, утром рано бай ударом пинка разбудил маленького батрака, закричал:

— Опять не почистил моего скакуна…

Малыш вскочил.

— Я… я… — начал было он, но бай не дал договорить, ударом камчи сбил с ног мальчика и хлестал его до тех пор, пока тот не потерял сознание…

План созрел сразу же, как только мальчик пришёл в себя. Тёмной ночью он украдкой вышел из юрты… Путь его пролегал через крутые горы, опасные ущелья, перевалы в детский дом, о котором он много раз слыхал от сверстников.

Но сирота стремился попасть в детдом не только затем, чтобы найти себе приют, — он жаждал большего. Его тянуло к знаниям. Научиться грамоте — вот о чём он мечтал.

Муса, двенадцатилетний мальчик, лежал на выступе высокой скалы и смотрел в небо удивлёнными, широко раскрытыми глазами.

Больше всего Муса любил наблюдать за небом. Чего только не увидишь там; гуляющие облака так быстро меняются, что в одну минуту они могут рассказать много сказок, самых чудесных-расчудесных.

Вот надвигаются друг на друга два страшных великана, с пиками и мечами наизготове, пушистые их бородищи колышутся в лазурной синеве…

Ещё миг — и нет грозных великанов, а вместо них — нагромоздились сказочные крепости, с белоснежными куполами. А через несколько мгновений уже стада неведомых чудовищ бродят по небу. Превращениям нет конца. Смотрит маленький Муса и насмотреться не может…

Разные небылицы грезятся ему. Их столько рождается в воображении, что не перечтёшь. Из них Муса складывает интересные сказки. А вечером до полуночи рассказывает их своим сверстникам — воспитанникам детского дома. Каждый вечер в палату-спальню, где спал Муса, набиралось полно ребятишек и девчонок, любителей послушать страшные сказки. В ночной тишине затаённым голоском рассказывает Муса о жадных и свирепых баях и манапах, о людоедах и разбойниках.

Ребята, как заколдованные, вслушиваются в каждое его слово, из разных углов комнаты доносятся всхлипывания. Слёзы катятся из глаз и самого рассказчика, его взволнованный голос дрожит.

Он сам начинает верить в чудеса, — такова впечатляющая сила сказок…

Однако под конец Муса поднимает настроение у своих слушателей: джигиты и богатыри побеждают коварных злодеев, торжествует справедливость.

И всякий раз рассказывал он всё новые и новые сказки своим друзьям по детдому.

И все диву давались: откуда он их столько знает? Но ещё удивлялись тому, — одно не уживалось с другим, — Муса хотя и был словоохотлив, но слыл нелюдимым, ни с кем не играл, от всех прятался. Удалялся от людских глаз, вольный, как птица. Слонялся день-деньской по горам, по лесам, по полям один-одинёшенек, всегда увлечённый своими думами-мечтами…

А мечтал он о многом: увидит красивую пташку — думает о ней, слагает песню о её красоте, попадётся ковёр цветов — изучает их стебельки, познаёт мир цветов, арык журчит — к шёпоту его прислушивается…

Мусу всё интересует, всё его поражает. Нет предела его любопытству: изучающим взглядом окидывает он всё вокруг. Жизнь для него ещё полна новизны, неизвестности, — дух захватывает от волнения…

Часто обед оставался нетронутым на столе. И только поздно вечером о нём вдруг все разом вспоминали его ровесники, как о человеке, необходимом в их жизни. Он вселял в сознание своих друзей жизнерадостность, — после его рассказов уже не думалось о скучном, наступала живительная бодрость, мыслилось о чём-то счастливом, весёлом, манящем вдаль, в жизнь.

О Мусе по детдому ходили разные слухи. Говорили, что он будто бывает у какой-то древней старухи, которая учит его сказкам, другие даже уверяли, что он знается с волшебником, от которого черпает россказни, как из неиссякаемого источника. На расспросы по этому поводу Муса отвечал: «…Кот учёный свои мне сказки говорит…»

Сообща решили проследить за Мусой, где он проводит свободное время, куда исчезает на день.

И вот однажды…

Глубоко внизу, на дне ущелья, шумит горная речушка. Сгорбившись, сидит Муса на выступе скалы. Он то зорко всматривается ввысь облаков, то склоняется к испещрённой рядами строк тетради, лежащей у него на коленях. Брови его нахмурены, губы крепко сжаты, в глазах напряжённая мысль. Он шепчет:

— Ура! — восклицает мальчик. — Ещё одно начало есть! Теперь нужно рифму на «такая»… Словом, на «-ая» Ага! Есть!

— Хорошо! А теперь надо рифму к «взобраться». А что если?.. И Муса декламирует: