Эсфирь Цюрупа - Теплый берег

Вдруг Щен — нос в землю, хвост кверху — вынырнул из кустов. Еще секунду он счастливо взлаивал и улыбался, сообщал, что тысячи запахов его не запутали и он верно взял след…

Щен смолк. Чутье подсказало: его человек в беде. Враг. Ненависть захлестнула Щена. Шерсть на загривке вздыбилась, как у его диких предков. Он обнажил клыки. И тут же получил удар тяжелой ногой в нежное ухо. Отлетел с визгом, вскочил разом на все четыре лапы и прыгнул. Молча.

Хриплая ругань, рычанье, возня. Рука, сковавшая запястье Леся, ослабла, пальцы на подбородке поползли. Лесь извернулся, боднул врага, отлетел от удара, дополз к Вячу и схватил его за ногу.

— Не служи ему! Не служи! Я дам тебе три рубля, я заработал, дам! Верни ему!

За стенами лавра — голоса, свистки, топот. Вмиг не стало Вяча и того, другого.

Из-за кустов выскочили два дружинника.

— Кто кричал?

Лучи карманных фонарей скрестились на фигурке мальчика. Он сидел на истоптанной траве, обняв клетчатый чемодан, рядом тощий щенок дрожал и скалил щенячьи зубы.

Не выдавать Вяча. Он ведь поклялся, что последний раз.

— Чемодан твой? — Они склонились над Лесем.

— Не-а…

— Силен ты врать. Не твой, а держишься за него. Ну-ка, что в нем?

Лесь покорно встал. «Молния, раскрываясь, сказала: з-з-з… Лучи фонариков ощупали груду плоских лавровых веток.

— Та-ак, хорошо. Заготовитель, значит? Почем торгуешь? А еще в галстуке… Ну что ж, пошли! Как поведем, через центральные аллеи, где людей полно?

Лесю показалось, что сейчас, вот сейчас он умрет.

Дружинники посмотрели на склоненную голову, на мальчишескую руку, судорожно сжимавшую у горла пионерский галстук.

— Пойдем уж лучше боковыми дорожками, — сказал дружинник и понес чемодан.

За ними плелся Щен. Иногда он настораживал уши, и Лесь прислушивался тоже. Но, наверно, в кустах просто шелестела испуганная птаха.

Значит, ты струсил, Колотыркин.

Не птаха там была. За кустами, держась в густой тени, тащился вслед за дружинниками толстый Вяч. Слезы набегали ему на веки. Он произносил про себя прекрасные, смелые речи: «Отпустите его, о благородные дружинники! Он не виновен. Я расскажу вам без утайки всю правду!» После этих слов надо было сейчас же выходить на дорожку к дружинникам, но тут Вяч начинал все сначала: «Отпустите его, о благородные дружинники!»

Лесь и его провожатые взошли на освещенное крыльцо штаба дружины, и дверь за ними закрылась перед носом Щена.

Чемодан поставили на стол.

Начальник штаба достал чистый лист бумаги. Имя, фамилия? Сколько лет? В какой школе учишься? Домашний адрес и как зовут родителей?

Он велел дружинникам съездить по адресу на мотоцикле и привезти сюда мать Леся.

— Она с Димкой уехала, — сказал Лесь. — Там только дед, который не родной, но все равно родной.

— Имя-фамилия? — спросил начальник штаба.

— Лев-Лев.

— Ты, парень, головы нам не дури, отвечай точно, без шуточек.

— Лев Ильич Лев, — ответил Лесь точно и без шуточек.

— Удивительно, — покачал головой начальник штаба и отдал распоряжение дружинникам привезти сюда этого дважды Льва.

За окнами взревел мотоцикл и исчез вдали. Прогромыхал гром. Запрыгал шумный, короткий дождь и перестал. Опять застрекотал мотоцикл, вошел мокрый дружинник и доложил, что квартира заперта, в дверь воткнута записка.

Начальник штаба протянул записку Лесю:

— Читай вслух.

Волнуясь, раскрыл и сразу узнал почерк Льва-Льва:

Лесик, я поехал отвезти маме и Димке одежду, так как по радио объявили метеосводку и, очевидно, погода ухудшается. Завтра вернусь. Будь спокоен. Твой Лев-Лев.

Мой Лев-Лев. Уехал.

— Кто еще сумеет помочь нам с тобой разобраться? — спросил начальник штаба.

Вяч. Но он удрал. Предал.

— Пройди, друг, в соседнюю комнату, посиди на деревянном диване до выяснения обстоятельств хищения.

Хищение… Чужое, страшное слово!

Встал. Как во сне пошел, куда велели.

— А галстук сними. Стыдно с галстуком.

— Не сниму! — Лесь бросился в соседнюю комнату.

Отсюда уже не было никакого выхода. Высокие окна были перекрещены решетками. Резко светила лампочка в сетке.

Лег на деревянный диван лицом вниз. Один, один, на необитаемом острове. Лев-Лев, мне страшно. Они не поверят, что чемодан не мой, а я ни за что, ни за что не выдам Вяча! Дед, мне совсем плохо! Дед, где ты?

В той комнате раздались голоса. Лесь судорожно зажал уши, он не хотел, не мог, не мог больше ничего слушать.

Тишина сомкнулась над ним, как вода.

И в тишине от всех тревог и обид сегодняшнего дня его вдруг оградил сон.

Измученный человек спал.

А за дверью простучали шаги. В штаб вбежала женщина. Намокшая под дождем косынка сбилась на лоб.

— Куда ребенка заховали? — закричала она, едва переступив порог. — Не умеете воров ловить, так честных людей хватаете?

— Гражданка, успокойтесь… — Начальник штаба встал, пододвинул ей стул.

Но она быстро вытаскивала из сумки и кидала ему на стол разные документы.

— Без бумажек людей не различаете! Вот вам паспорт, вот почетная грамота! Небось сами у меня чебуреки кушали! Знала бы, не угощала! За что ребенка взяли? Я за него головой поручусь! Где он, мой голубчик?

Начальник штаба только головой покачал, оглушенный. Он аккуратно прочитал, сложил все ее бумажки:

— Уважаемая Анна Петровна, хочу вам сказать, что ваш сын…

— Он не сын. Мой мальчик, и все тут! — прикрикнула она.

Им не дали договорить. Вошли двое. Оба молодые. Один — неторопливый, бушлат внакидку на тяжелых плечах. Другой — щеголеватый, с черными усиками. В дверях он ловко сбросил на руку блестящий от воды плащ, шагнул к столу:

— Говорят, у вас тут наш мальчик?

— Ваш? — Начальник штаба поглядел на Анну Петровну.

— Наш, точно, — подтвердил моряк.

Анна Петровна, к удивлению начальника, закивала:

— Видите? Я ж вам говорила!

— Так чей же?.. — едва начал сбитый с толку начальник, как в дверь, размахивая зонтом, вдвинулась костистая женщина с боевым орденом на белой блузке, а за нею лысый мужчина, грудь в орденских планках. Начальник штаба встал им навстречу.

— Здравствуйте, товарищи дружинники, — громко сказал вошедший. — Разрешите представиться: начальник Теплобережного аэроклуба Мосолов. — На его рассеченной брови блестели капли дождя. — Что тут натворил наш мальчик?

— Ваш? — Начальник штаба развел руками.

— Наш, наш, — подтвердил Мосолов. — Не можем ли мы помочь вам разобраться в этой неприятной истории? С нами пришел человек, который готов честно дать показания.

Дверь робко приоткрылась. Ворвался Щен, облепленный мокрой шерстью, тощий, на тощих лапах.

За ним боком вдвинулся Колотыркин. Он вдохнул побольше воздуха и выпалил, глядя в лицо начальника штаба: